— Два шиллинга, господин.
Я дал ему три, повесил молот себе на шею и коснулся его указательным пальцем. Какое облегчение.
Одна баржа была наполовину заполнена бревнами, мы разгрузили ее и стали ждать отлива. Я сидел на толстом дубовом бревне, глядя на медленно и вяло текущую воду. Два лебедя плыли вверх по реке, пользуясь приливным течением. Я думал об Эдит и Бенедетте, и тут чей-то голос ворвался в мои мысли.
— Ты сказал, что мы люди лорда Этельхельма, господин?
Передо мной стоял Витгар.
— Я не хочу, чтобы он пожаловался Этельхельму, — объяснил я. Маловероятно, что этот лесоруб пошлет гонца в Лунден, но не хотелось, чтобы по округе расползлись новости о мерсийском отряде, забравшем корабли. — К тому же, — продолжил я, — мы ведь теперь люди Этельхельма, ну, пока не начнем их убивать. — У нас было много захваченных красных плащей, а на щитах красовались выжженные кресты. Я посмотрел на Витгара. — Так ты говоришь по-датски?
Это было необычно для сакса.
Он криво улыбнулся.
— Женился на датчанке, господин. — Он коснулся морщинистого шрама на месте левого уха. — Это дело рук ее мужа. Он получил мое ухо, а я — его женщину. Честный обмен.
— И впрямь, — сказал я. — Он выжил?
— Он прожил недолго, господин. — Он похлопал по рукояти меча. — Флэшмангер об этом позаботился.
Я слегка улыбнулся. «Мясник» — подходящее имя для меча, и клинок мясника вскоре найдет себе занятие в Лундене.
В полдень начался отлив, но еще до него, в точке стояния прилива, мы отвязали корабли, отошли от пристани и начали спускаться по реке. Стоял солнечный летний день, слишком жаркий, чтобы надевать кольчугу. В речной ряби отражалось слепящее солнце, ленивый западный ветер шевелил листья ив, и мы очень медленно спускались вниз по течению. Воины гребли, но неуклюже, потому что мерсийцы не привыкли к гребле. Я отправил Гербрухта на вторую баржу, а Беорнота — на третью, потому что оба фриза хорошие моряки и знают, как править кораблем. Их баржи неуклюже плелись за нашей, весла поднимали брызги и сталкивались, так что нас по большей части несли на юг течение и отлив.
Мы добрались до Темеза ближе к вечеру, и там я понял назначение четырех больших столбов, вкопанных в русле, где рукава Лигана вливаются в большую реку. К одному столбу была привязана баржа с сеном. Команда всего из трех человек ждала прилива, и баржу не затянуло на мель, она осталась на плаву, поскольку была привязана к столбу, а значит, им не придется ждать, пока прилив сдернет их с ила, а можно воспользоваться первой же мощной приливной волной, которая донесет их до Лундена. Мы пришвартовались рядом, и снова стали ждать.
Солнце пекло, ни дуновения ветерка, ни единого облака, только на западе в небе висело огромное темное пятно, зловещее, как грозовая туча. Дым Лундена. Город тьмы, подумал я и попытался вспомнить, висит ли дым над Беббанбургом или ветер с моря уносит его, а затем коснулся нового молота, чтобы отогнать проклятье чумы. Закрыл глаза и до боли в пальцах сжал молот. Я молился Тору. Молился, чтобы мои раны зажили, чтобы ребра перестали болеть при каждом вдохе, а рассеченное плечо не помешало орудовать мечом. Я молился за Беббанбург, за Нортумбрию, за своего сына, за всех домашних. Я подумал о Берге, везущем беглую королеву и ее детей. Я молился, чтобы не было чумы.
— Ты молишься, — укорил меня Финан.
— Чтобы небо оставалось безоблачным, — произнес я, открывая глаза.
— Не хочешь дождя?
— Мне нужен лунный свет, — сказал я. — Пойдем вверх по реке после захода солнца.
Еще не начало темнеть, когда привязанные корабли тяжело закачались на волнах прибывающей воды. Мы отошли от столбов и выгребли в Темез, а затем нас понесло приливное течение. Заходящее солнце затуманилось дымом, западное небо медленно рдело углями заката.
На реке нам почти никто не встретился, только две баржи с сеном и рыбацкая лодка. Длинные весла скрипели в уключинах, едва давая развить достаточную скорость, чтобы баржа слушалась рулевого весла. Небо медленно темнело, на нем проглядывали первые звезды, над головой сиял полумесяц, а солнце уже умерло в алом сиянии. Я подумал, что к этому времени воины Меревала выдавили врагов из Тотехама и погнали их на юг. Скоро на пустошах зажгутся костры, оповещая Этельхельма о прибытии врагов. Пусть он смотрит на север, молился я, пусть он смотрит на север, пока мы в ночи ползем на запад.
К городу тьмы.
Мы добрались до города, не сев на мель, течение благополучно несло нас по самому глубокому месту фарватера. И не только нас. За нами следовали еще два корабля, набитых людьми, лопасти весел блестели в лунном свете. С первого корабля нас окликнули, когда он проходил мимо, и спросили, откуда мы. Отец Ода прокричал, что мы люди Эльстана из Херуткестера.
— Где этот Херуткестер? — спросил я вполголоса.
— Я его выдумал, — надменно произнес он. — Они не догадаются.
— Будем надеяться, мы еще не опоздали! — крикнул человек со второго корабля. — Мерсийские девчонки, поди, уже заждались!
Он вильнул бедрами, а уставшие гребцы радостно завопили, потом корабли обогнали нас и превратились в тени на залитой лунным светом реке.
Запах города мы почувствовали издалека. Я смотрел на север в надежде увидеть свет костров Меревала, но ничего не заметил. Хотя особенно и не рассчитывал. Пустоши были далеко, но Лунден всё приближался. Прилив заканчивался, и мы налегли на весла, проходя мимо восточного бастиона города.
Там горел факел, и я увидел тусклый красный плащ и багряное отражение пламени в наконечнике копья. У причалов, как всегда, стояло множество кораблей, а у каменной стены дома, где когда-то жили мы с Гизелой, был пришвартован длинный корабль с крестом на высоком носу.
Я был уверен, что это корабль Вармунда, но не заметил часовых на каменной террасе. За решетками окон мерцал свет, а когда мы проплывали мимо, я услышал, как поют в таверне «Мертвый датчанин». Миновав таверну, я выглядывал, где бы причалить. Пустых мест не оказалось, поэтому мы пришвартовали три баржи к бортам других кораблей,
