«Честь» — его слово. Не мое.
— Для меня большая честь стоять с тобой в одной стене щитов, господин, — уже не раз повторил он. — Я расскажу об этом своим внукам!
При этих словах я прикоснулся к серебряному молоту, который вытащил из-под кольчуги. Я коснулся его, потому что мои внуки остались в Эофервике, и мы не слышали опровержения слухов о чуме на севере. Пусть они останутся живы, молился я, и не я единственный возносил молитвы в стене щитов, и не единственный, кто просил Тора. Окружавшие меня воины могли называть себя христианами, но многие затаили страх, что старые боги столь же реальны, а когда враг приближается, бьют барабаны, и щиты тяжелы, ты молишься любому богу и всем богам сразу.
— Бог — наш щит! — Отец Ода прошел за стену щитов и теперь стоял на ступеньках, ведущих на бастионы. — Мы должны победить! — хрипло крикнул он.
Ему приходилось кричать, потому что западные саксы уже приблизились. Их вел всадник, выстраивая напротив нас и оттесняя восточных англов еще дальше.
Я смотрел на врага. Хорошие воины, подумал я. Кольчуги, шлемы и оружие выглядят превосходно.
— Хускарлы Этельхельма, — шепнул я Финану.
— Похоже, — согласился он.
Было слишком жарко, чтобы надеть красные плащи Этельхельма, а кроме того, в бою от плаща одно неудобство, но на всех щитах красовался прыгающий олень. Воины остановились в сорока шагах, слишком далеко, чтобы метать копья, повернулись к нам и начали колотить мечами по щитам.
— Сотни четыре? — предположил Финан.
Но сотни четыре их было только сейчас — все больше воинов присоединялись к ним и колотили клинками по щитам, на которых был всё тот же олень, хотя на некоторых — символы западносаксонских олдерменов. Это была армия Уэссекса, выкованная Альфредом для борьбы с данами и теперь направленная против соплеменников-саксов, а во главе ее — всадники под яркими знаменами, едущие на битву с нами.
Этельхельм был в красном плаще, несмотря на жару, и восседал на великолепном жеребце. Его отполированная кольчуга сияла, на груди висел золотой крест. Лицо скрывали инкрустированные золотом нащечники, навершие шлема венчал золотой олень. Рукоять меча сверкала золотом, уздечку и подпругу украшали маленькие золотые пластины, даже стремена были украшены золотом. Глаза олдермена скрывал роскошный шлем, но я не сомневался, что он с презрением смотрит на нас.
Справа от Этельхельма на высоком сером жеребце восседал его племянник Этельвирд, укутанный в белый плащ с красной оторочкой. Из всех всадников только он не надел шлем. Его обычно невыразительное лицо с вечно приоткрытым ртом сейчас сияло восторгом. Парню не терпелось увидеть, как нас перебьют, и несомненно, он хотел добить выживших после резни, но отсутствие шлема говорило: дядя хочет, чтобы парень не принимал участия в сражении. Юнца облачили в длинную блестящую кольчугу, на боку висели длинные ножны с золотыми полосами, но бросалось в глаза то, что он надел вместо шлема. У него на голове сияла корона короля Альфреда, золотая корона, усыпанная изумрудами Уэссекса.
Позади Этельхельма ехали два священника на меринах и шесть конных копейщиков. Копейщики явно охраняли Этельвирда и его дядю, как и всадник, чей высокий жеребец стоял слева от Этельхельма, всадник, который выглядел слишком большим для своей лошади. Это был Вармунд, огромный и зловещий, какой-то серый и потрепанный на фоне остальных всадников. Тусклая кольчуга, глубоко изрубленный клинками щит с намалеванным оленем, побитый шлем без нащечников. Вармунд ухмылялся. Он предвкушал наслаждение. Ему предстояло сломать вражескую стену щитов и убивать. Он как будто не мог дождаться начала бойни. Он соскочил с седла, насмешливо посмотрел на нас и плюнул.
Затем он вытащил меч. Вытащил Вздох змея. Мой меч. Узоры на стальном клинке отразили луч солнечного света, ослепив меня на мгновение. Вармунд еще раз плюнул в нашу сторону, повернулся и отсалютовал Этельвирду Вздохом змея.
— Мой король! — проревел он.
Мне показалось, что Этельвирд хихикнул в ответ. И он уж точно смеялся, когда всё его войско стало кричать: «Наш король! Наш король!» Они скандировали и колотили мечами по щитам, пока Этельхельм не поднял руку в кожаной перчатке, давая знак замолчать, а потом толкнул жеребца пятками, посылая его вперед.
— Он не знает, что ты здесь, — шепнул Финан, подразумевая Вармунда.
Я развязал нащечники, но высоко держал щит, наполовину закрыв лицо.
— Узнает, — мрачно буркнул я.
— Но биться с ним буду я, а не ты.
— Воины Мерсии! — крикнул Этельхельм и подождал тишины. Я заметил, как он пристально вглядывается в западные стены, и понял, что он высматривает сигнал о приближении войска Этельстана. Этельхельм перевел взгляд обратно на нас, не выказывая тревоги. — Воины Мерсии! — повторил он и махнул знаменосцу, чтобы выехал вперед, тот медленно замахал флагом — новым флагом, на котором олень Этельхельма подчинял себе дракона Уэссекса.
Этельхельм распустил украшенные золотой чеканкой нащечники шлема, чтобы люди видели его лицо: красивое, узкое и властное, чисто выбритое, с глубоко посаженными карими глазами. Он указал на флаг.
— Это новый флаг Инглаланда! Наш флаг! Ваш и мой, флаг единой страны под властью одного короля!
— Короля Этельстана! — выкрикнул кто-то из наших рядов.
Этельхельм проигнорировал эти слова. Он снова посмотрел на стены, а затем невозмутимо повернулся к нам.
— Одна страна! — сказал он, и его голос с легкостью донесся до людей на крепостных валах. Это будет наша страна! Ваша и моя! Мы не враги! Враги — это язычники, а где они? Где правят ненавистные северяне? В Нортумбрии! Присоединяйтесь ко мне, и обещаю, что каждый из вас получит часть богатств этой языческой страны. У вас будут земли! Будет серебро! Будут женщины!
При этих словах Этельвирд ухмыльнулся и сказал что-то Вармунду, который рассмеялся лающим смехом. Он по-прежнему держал в руке Вздох змея.
— Ваш король, — сказал Этельхельм, указывая на своего лыбящегося
