Разумеется, что-то опять пошло не так.
Вы с Ирмой сбежали, а вот Ленара, Эмиля и Петре заметил Густав прямо в двух шагах от шлюза. До насилия не дошло, но обвинения тут же полетели в меня. Я бы с радостью приняла на себя все удары, если бы побег вышел удачно, но раз половина моей команды осталась, мне пришлось изображать из себя дурочку, которая могла что-то перепутать в планировке моделей «Гаялов». Кстати, спасибо тебе, что назвал меня дрянью тогда по радио. Не знаю, искреннее ты это говорил или нет, но это, кажется, немного смягчило их по отношению ко мне. Запирать меня они не стали, но советов моих больше решили не слушать.
Все мы тогда были в панике. Илья со своими дружками из-за того, что теперь на них объявит охоту МФБ, а я — потому что у меня закончились идеи, чем еще я могу помочь моим дорогим старым друзьям. Но через пару дней одна идея все же пришла мне в голову. Это была очень плохая идея, бредовая даже, я бы сказала. Просто я вспомнила, как Илья воспользовался моим расположением, чтобы обчистить мои карманы, и я спросила себя, почему я не могу поступить так же? Наверное, так бы и выглядела вселенская справедливость. Мне потребовалось некоторое время, чтобы решиться и еще немного времени, чтобы вернуть Илью обратно в равновесие. А потом настал момент, когда он был готов найти немного утешения в моих объятиях, и тогда я смогла отнять у него пистолет.
Это все сейчас вспоминается как какой-то страшный сон. Я прицелилась в него и приказала пристегнуть самого себя наручниками к поручню, как он заставлял это сделать меня во время захвата. Вместо этого он набросился на меня и попытался силой отнять у меня оружие.
И пистолет выстрелил. Хотя нет, вру… Это я выстрелила.
На звук сразу прибежали Аксель с Густавом. Увидели меня, пистолет в моей руке и Илью, у моих ног в луже крови. Они всякого боялись, но такого они не ожидали даже в своих самых страшных кошмарах, и это хорошо было видно по их лицам. Не знаю даже, кто в тот момент был в большем ужасе: они или я? Они сразу сообразили, что имеют дело с чокнутой, завладевшей пистолетом, а такую лучше не провоцировать, если жизнь дорога. Они выполняли все мои указания беспрекословно. Они сложили свое оружие. Они выпустили Ленара, Эмиля и Петре, а затем заняли их место, громко умоляя как-нибудь помочь Илье. Я отдала пистолет Ленару и, кажется, ненадолго потеряла связь с реальностью. Очнулась я уже в душевой, пытаясь смыть с себя потрясение вместе с кожей.
Ленар несколько раз пытался со мной поговорить, но мне было слишком стыдно показываться людям на глаза. Я стала настолько себе отвратительна, что уже перестала смотреться в зеркало, и факт, что теперь вы все до единого освободились, не радует. В последнее время я теперь думаю только о том, что лучше бы я не пыталась вызволять Ленара с Эмилем. Они бы полетели с нами на поиски заповедника, и, возможно, обрели бы новую жизнь, как и обещал Илья. Все это было бы куда лучше поступка, который я совершила, не правда ли?
Что было дальше, ты, наверное, знаешь даже лучше меня. Я не особо интересовалась новостями в последние дни. Просто пообещала Ленару, что когда будет нужно, я буду готова вести корабль. Не понимаю, почему он после всего этого доверяет мне. По-хорошему я должна быть заперта в той камере вместе с Акселем и Густавом. А лучше в отдельной, где я точно не смогу никому навредить.
Ну, на этом интересная часть рассказа закончилась. Дальше идут лишь сплошные сожаления, самобичевание и ностальгия о былых временах. Обещаю, что тебе это будет не интересно. Спасибо, что выслушал, Радэк. Ты хороший друг.
32. Разве этого достаточно для хорошего финала истории?
Вильма перестала считать себя праведницей с того самого момента, как ей зачитали содержимое отчета патологоанатомической экспертизы. Она обрывками помнила эти моменты, но гамма эмоций, которую она испытала, высеклась в ее сознании, словно в гранитной плите. У нее были особые отношения с Андреем, примерно как у кошки с собакой, и во время своих жарких дебатов они не били посуду лишь по той причине, что посуда была металлической.
Между ними было некоторое недопонимание.
Однако, вопреки видимым разногласиям, их профессиональные отношения были крепкими, как ржавый болт, не рассыпающийся в прах назло всему миру. Согласно ее мнению Андрей, несомненно, был засранцем, но он был ее засранцем, которому она ни секунды не желала ничего страшнее увольнения.
Но уволить его не успели.
После смерти Андрея она сделала для себя много выводов. Что она очень легкомысленная. Что ей не место на ответственной должности. И что она должна гораздо серьезнее относиться к своей команде. Команда космического корабля — это ведь почти семья. Можно ссориться с ними сколько угодно, бить тарелки и проклинать последними словами, но их жизнь все равно будет в приоритете, даже если для этого нужно будет пожертвовать чем-то еще. Вильма пообещала себе, что впредь будет сильнее заботиться о своей команде, и настолько сильно держалась за это обещание, что Ирма однажды едва не стала жертвой этой заботы. Что еще могла сделать Вильма, глядя на неуклюжую зеленую девчонку, способную на своих первых космических шажках споткнуться и сломать себе что-нибудь? Только приложить усилия для того, чтобы выгнать ее из космоса и навсегда запереть в плену гравитационного колодца. Но, как и в случае с Андреем, у Вильмы было время, чтобы все обдумать и изменить некоторые свои решения, принятые сгоряча. Чем больше она заботилась о своей команде, тем больше приходила к выводу, что это сложнее воспитания детей. Нельзя отчитать Радэка за плохие оценки в дневнике, оставить Эмиля без сладостей за то, что он не сделал уборку, или поставить Ирму в угол за сломанную игрушку. Оставалось лишь ждать момента, когда они окажутся в настолько плохой ситуации, что кодекс поведения разрешит вмешаться и сделать все необходимое.
Так она думала до тех пор, пока ей в руки не попал пистолет.
Космос терпелив. Как и во все прошлые
