Когда дверь открылась, свет из коридора обжег ей глаза и очертил силуэт очередного человека, которого она совсем не звала. По удивительному совпадению с тех пор, как произошел тот роковой выстрел, обсерватория начала пользоваться бешенной популярностью. То и дело кто-то заглядывал, что-то спрашивал, а затем уходил, так и не воспользовавшись обсерваторией по ее прямому назначению. Вильма не видела светильников, а видела лишь их отражение в переборке, но и этого было мучительно много. Она сощурилась, прикрыв лицо ладонью, и отсчитала звуки четырех шагов, прежде чем дверь перекрыла поступление излишнего света.
— Вильма? — прозвучал женский голос. — Вы здесь?
— Кто вы? — выдала Вильма свое присутствие.
— Я Линь. Помните меня?
— Да, конечно. Теперь я вас узнала. Можете разворачиваться и уходить.
— Я думала, что вам не помешает собеседник.
Послышались шорохи, с которыми гостья приземлилась на палубу.
— Тогда рекомендую вам передумать. У меня нет настроения на разговор с пиратами и убийцами.
— Если вы пытаетесь меня задеть, то вам точно не помешает узнать меня получше. — В голосе отчетливо различались отзвуки снисходительной улыбки. — К тому же, я пришла к вам не одна.
— Буль-буль, — сказал ее спутник, и Вильма невольно развернулась к нему ухом.
— Что это?
— Если я вам скажу, что это самогон из суперпаслена, это пробудит в вас желание поболтать?
В горле вдруг резко пересохло, но Вильма сопротивлялась позывам. Что-то ей подсказывало, что алкоголь лишь утянет ее еще глубже в пучины безысходности и самокопаний, но что-то еще упорно настаивало на чудесных целительных свойствах суперпаслена. Она стояла над пропастью алкоголизма, и эта пропасть пугала ее достаточно, чтобы крепко подумать перед тем, как сделать шаг.
— Я думала, самогон запрещен в космосе.
— Конечно запрещен, — с задором подтвердила Линь. — А еще в космосе запрещены пираты и убийцы.
— Хорошо, — сдалась Вильма, проигнорировав тоненький голосок разума, и протянула руку в пустоту. — Давайте сюда вашего спутника.
— Эээ… нет, — ответила пустота, не дав руке ничего гладкого и цилиндрического. — Давайте сначала мы с вами побеседуем на трезвую голову.
— Мне нечего вам рассказать, — опустила Вильма руку. — Все самое интересное обо мне вам наверняка уже рассказали.
— Тогда давайте поговорим обо мне. Мы ведь с вами практически не знакомы. Что вы можете сказать обо мне? Дайте характеристику.
Вильма невольно усмехнулась от того, насколько неожиданно эти слова укололи ее потаенные где-то глубоко внутри нарциссические чувства. Она не хотела становиться предметом разговора, но даже не подозревала, что исполнение ее желания было способно слегка обидеть.
— Не могу, — тут же проглотила она обиду, желая запить ее чем-нибудь покрепче. — Я вас не знаю. Знаю лишь, что на станции «Магомет» вы были единственным человеком, привлеченным к исправительным работам за убийство. И это странно.
— Почему же?
— Илья мне сказал, что на такие станции не пускают людей с подтвержденными склонностями к насилию.
— Все верно. Не пускают. Понимаете, космос давит на психику, а если психика нестабильна, то последствия могут быть непредсказуемыми…
— Не объясняйте мне, что космос делает с людьми, — раздраженно отмахнулась Вильма от поучений. — Я провела в космосе больше сознательного времени, чем вы, и проходила через такие психологические тесты, к которым вас бы даже не допустили.
У слова «проходила» было двоякое значение. Пройти не значило выдержать, иначе Вильма не сидела бы в темноте и одиночестве, вдали от посторонних глаз и наедине с жалостью к себе. Вся суть психологических тестов сводилась лишь к тому, чтобы определить, как далеко способен зайти человек, прежде чем сломаться.
— Так, Вильма, о чем мы с вами договаривались? — спросила Линь с наигранным осуждением. — Мы обсуждаем меня, а не вас, помните?
— Простите, но вы мне не интересны, — надменно фыркнула Вильма. — Хотя нет, забудьте. Просить прощения мне у вас не за что. Вы мне просто не интересны.
— Вам не интересно даже послушать, как я докатилась до всего этого?
— Если вы мне сейчас начнете рассказывать о том, как убили человека, я отберу у вас вашу бутылку и швырну ею в вас, обещаю, — пообещала она, не веря в собственное обещание.
— Тут довольно темно. Вам придется очень хорошо прицелиться.
— Постараюсь швырять на звук.
— Давайте я все же поделюсь с вами моей невероятной историей, а вы меня остановите, если вдруг почувствуете, что ваше отвращение ко мне перевешивает любопытство.
— Если вы сейчас скажете, что вас несправедливо осудили, то я даже слушать не стану.
— О, нет, я действительно убила человека своими собственными руками! — увлеченно заверила ее Линь, словно хвасталась красивой вышивкой. — И осудили меня по всей справедливости.
— Ну да, отправили на космический курорт замаливать грехи, плавая в бассейне, — выплюнула Вильма очередную порцию яда. — Должно быть, вы убили кого-то очень плохого.
— Это был простой честный рабочий, который хотел жить и не мешать жить другим, но ему немного не повезло, — произнесла Линь уже менее увлеченно. — Сначала ему не повезло со взрывом метана, а затем и со мной. Я в те времена как раз работала в больнице.
— Кажется, я поняла… Вы из тех чокнутых, которые по каким-то своим соображениям извращенной совести устраивают несанкционированную эвтаназию тяжелым пациентам?
— Нет, за несанкционированную эвтаназию у нас отвечало другое отделение, — отшутилась она. — А я работала в отделении скорой помощи.
— Так вы были фельдшером?
— Я и теперь фельдшер, — с нотками гордости уточнила Линь. — Мне разрешили исполнять медицинские функции на «Магомете». Других людей с моим опытом в области травматологии там все равно не было.
— Ладно, теперь мне стало интересно. — Вильма с неохотой дала ей шанс выговориться. — Как погиб ваш пациент?
— С очень приятными ощущениями. У него были ожоги и раны от осколков, а еще он потерял много крови. Но он бы выжил, если бы я не ошиблась с дозировкой анальгетика.
— Наверное, это была не случайная ошибка.
— Ему было очень больно, а во мне было много сочувствия, — объясняла Линь все тем же непринужденным тоном, словно рассказывала о том, как обожглась о сковородку. — Примерно один и три промилле.
— То есть вы надрались?
— Нет, что вы? Просто я была в маленькую детскую стелечку. Никто и не заметил, пока пострадавший не перестал дышать.
— Все ясно. — Вильма издала хруст. На этот раз это были ее плечи. — Скажите, а вы случайно не психопатка?
— Мой психиатр сказал, что нет, и я решила поверить ему на слово.
— Для той, кто убил человека по ошибке, вы рассказываете об этом так, будто совсем ни о чем не жалеете.
— О, поверьте, я жалею об этом изо всех сил, даже когда ем бутерброд с вяленой говядиной. Просто этап, когда я готова была лить слезы при малейшем упоминании
