— Не хочу, — качнул я головой, — Передай, что я не голоден.
— Что-то случилось?
Иногда сестрёнка становилась не в меру проницательной. А ещё приставучей, как клещ. Разве что кровь ничью не пила, но это лишь в силу возраста. Уверен, с годами она отточит и этот навык.
— Настроения нет, — не желая вдаваться в подробности, туманно отозвался я.
— Это как-то связано с Аней?
Ха. Не в бровь, а в глаз, сестричка. Прервав столь увлекательное разглядывание потолка, я приподнял голову, встречаясь с Влади глазами:
— С чего ты взяла?
Та пожала плечами:
— Она перестала заглядывать к нам, ты ходишь смурной. Сложить два плюс два несложно. Что, проблемы в Раю?
— Да нет никакого Рая, — поморщился я, не желая обсуждать такие тонкости своей жизни с сестрой.
Но Влади была такой же упрямой, как и я. Пройдя в комнату, та прикрыла за собой дверь и, сев на мою кровать, поинтересовалась:
— И почему же? Ты ведь влюблён в неё.
Вот те здрасьте. Я даже сел на кровати от удивления. Пёс на это недовольно заворчал, но потом снова положил свою морду мне на колени.
— Ты с чего это взяла?
— Братик, я не слепая, — закатила глаза Владка, — Даже если ты — да. Ты уже давно увлечён ей, но вы прикрываете это дружбой. Не знаю, зачем — чтобы гулять на стороне без угрызений совести или ты просто считаешь, что недостаточно хорош. Не знаю, что там в твоей голове, но точно уверена, что большая часть твоих мыслей крутится вокруг неё. И это неплохо. Она мне нравится.
— Да, вот только у неё есть парень. А у меня — девушка, — заметил я.
Сестра хмыкнула:
— И? Пока я спала — издали какой-то закон, запрещающий расставаться? Признайся ей, и дальше действуй по ситуации. Я не уверена, что знаю Аниного парня, но в любом случае поставила бы на тебя. Знаю, ты упрямый и вредный…
— Надеюсь, ты к чему-то ведёшь, — прервал я речь Кораблёвой-младшей, — В противном случае столько комплиментов о себе я слушать не хочу. Боюсь, моё и без того раздутое эго просто взорвётся от твоей хвалебной речи.
— Но ещё ты — верный, честный и добрый. Когда не переживаешь, что о тебе думают другие, — добавила Влада, — Если боишься кого-то обидеть — не надо. Иначе рискуешь прожить несчастливую жизнь. В общем, ты подумай, а я пойду. Маме я передам, что ты не голоден.
На этой ноте, не дожидаясь моей реакции, сестра встала и вышла из моей комнаты. Я же только и мог что сидеть и смотреть ей вслед, удерживая свою челюсть от падения.
Чёрт возьми, когда моя маленькая сестрёнка умудрилась вырасти и стать такой мудрой?!
Глава двадцатая
Глава двадцатая
Юлиан
Разговор с Аней я решил отложить до премьеры — видел, что Данчук явно не до меня, и вообще, не до всего остального мира. Подруга с каждым днём становилась всё более нервная, и грызла, как бурундук, всё, что попадалось под руку. Точнее, под зубы. И хорошо, если это было что-то неживое. Потому что, я не шутил — страдало всё.
Я примерно понимал, что испытывала Данчук — помнил свои чувства перед первым в жизни концертом. И хотя Ане не нужно было подниматься на сцену, это не уменьшало её волнения и тревоги, потому что ответственность, по большей части, лежала только на ней. Она чувствовала, что отвечает за успех или неудачу постановки. Потому что актёры актёрами, но, если сценарий откровенно плох — его не вытянет даже Джонни Депп на пару с Анджелиной Джоли.
Лично я в успехе не сомневался — слишком сильна была моя вера в моего Мышонка. Ну, и сам я немного приложил к этому ко всему руку, написав действительно хорошую музыку. Родители Ани тоже немалый вклад внесли — своими рассказами и бесплатными занятиями в школе танцев. Так что права на ошибку у нас у всех просто не было.
Да и сокурсники наши, что уж тут лукавить, работали, не покладая рук и таланта. Давид, к слову, взял себя в руки и больше хернёй не страдал и репетиции не саботировал. Вокал мы ему подтянули, так что я был уверен, что парень не подведёт.
Хотя, если честно, в какой-то степени, мне хотелось, чтобы он в чём-то оплошал. Не сильно, чтобы в целом постановка была успешной, но так, чтобы это заметила Данчук. Да, вот такая я свинья — хотел, чтобы парень запорол дело всей жизни моей подруги, чтобы та его бросила. Зато я был бы молодцом. Ну, в какой-то степени. Потому что за такие мысли меня нужно было, как минимум, сжечь.
В день премьеры я оделся почти, как Ричард Гир из столь любимой моей мамой «Красотки» — в костюм, и даже бабочку напялил. А что, в театр всё-таки шли. Мама и Влади нарядились в коктейльные платья, и даже отец спрятал все свои татуировки под рубашкой. Все волновались, словно это было событием мирового масштаба. Хотя, в какой-то степени это было правдой — это был важный день конкретно для моего мира.
В университете мы встретились с родителями Ани. Тётя Мари заметно нервничала — она держала мужа под руку и мусолила лацкан его пиджака. Дядя Андрей стойко терпел такое обращение со своим гардеробом и широко улыбался. Ему явно всё происходящее доставляло удовольствие. И он своим позитивом словно разгонял облако напряжение, которое норовило зависнуть над супругой. Всё-таки он был классным мужиком.
— Хей! Кораблёвы! — заметив нас, воскликнул дядя Андрей, — Пришли посмотреть на нашу с женой историю?
— Данчук! — шикнула на него тётя Мари.
— Что? — округлил тот глаза, — Как будто наши друзья не в курсе, кто был вдохновением для нашей дочери.
— Привет, дорогие, — улыбнулась моя мама, поочерёдно обнимая родителей Ани и посылая воздушный поцелуй крутившемуся рядом Сашке, — Волнуетесь?
— Немного, — кивнула медноволосая женщина в светло-зелёном платье, — Не каждый день нашу историю вот так показывают на большой сцене. Надеюсь, она не покажется всем слишком скучной, и мы не опозорим таким образом свою дочь.
— Этого не будет, тётя Мари, — заверил я её, — Аня безумно горда своим сценарием и вами. Это будет успех.
— Вот! — воскликнул её муж, подмигивая мне, — Я ведь говорил, что это бомба! И вообще — нужно было убедить Нюту включить парочку интимных сцен. Вот только это точно была бы бомба! Помнишь, что мы творили в Чехии?
Покраснев до корней волос, мама Ани дёрнула супруга за рукав и шикнула:
— Если ты не замолчишь — мы прямо отсюда поедем в ЗАГС, подавать на развод!
— Ты каждый месяц мне этим угрожаешь, — вздохнув, заметил Данчук-старший, — Ну, что за жизнь. Один сплошной стресс. А ведь я уже не молод.
— Не наговаривай на себя, папочка, — послышался ещё
