— Теперь точно подействует, — усмехнулся Виктор, глядя на осколки чашки. — Времени у меня не было… Это была любимая чашка дочери.
— Извини, — но Виктор лишь махнул рукой. Иван поднялся на ноги. Силы так быстро возвращались к нему, словно вовсе и не уходили. — А знаешь, Вить, я не понимаю, зачем сажать человека, который помогает забыть. Нельзя же мага заставить смотреть в глаза.
— Ну бог его знает, может, можно шантажом, например. Свидетелей после забвения не остаётся. Тот-то, кому отшибли, не помнит, что сам просил, а теперь он вроде как и пострадавший. К тому же, Вань, мы с тобой с точки зрения человека смотрим. А с точки зрения государства, в сухом остатке у нас налогоплательщик, который вчера отлично функционировал, а теперь ему нужно помогать восстанавливать навыки из-за утраты контактов, или вообще лечить. А преступника мы в назидание другим оставим, заодно в тюрьме ему можно работу дать. Всё, пошли быстро, на трансоль опаздываем.
Через три часа они были в очень глухой местности, где лишь далеко на западе виднелась парочка домов-точек.
— Туда, по-моему, — сказал Иван.
— Ты уверен?
— Не очень, десять лет всё-таки здесь не был.
Они подошли ближе и увидали, что там уже стоял целый посёлок, а не два-три домишки.
— Осторожно, — сказал Иван. — Нас никто не должен видеть.
— Пошли обойдём посёлок и подойдём сначала сзади к дому Сарайских.
Они прошли мимо надписи «Тольское» и пошли по просёлочной дороге, которая явно стала лучше за это время. Затем свернули и пошли по опушке небольшого леса. Вместо домишки Сарайских, перед ними предстал настоящий особняк.
— Ничего себе разрослись! — воскликнул Иван.
— Да уж. А вот и Дом.
Они взглянули на холм, на котором виднелся старый заброшенный дом. Друзья пошли в гору. В двадцати метрах от них, под холмом, сквозь кусты виднелась широченная речка. Иван подумал, как было бы хорошо в будущем в ней искупаться.
На полпути остановились у камня высотой с рост среднего мужчины, в центре которого мерцала фиолетовым древняя руна в виде птицы.
— Волшебный камень, — произнёс с придыханием Виктор. — Помнишь, Шалская поговаривала, что в нём бог знает какие магические качества.
— Да, — загадочно сказал Иван. — Единственная достопримечательность моего нового места жительства. Я специально здесь остановился. Я хотел сделать это здесь, на краю света. Вот. — Иван вынул из кармана написанное вчера послание. — Это моё письмо Даше. Храни его у себя, сам читай, но никому не давай — только ей. Это прощальное послание… Письмо о чувствах. Если она вдруг заинтересуется моей судьбой или даже полюбит, — что я вряд ли думаю свершится когда-нибудь, — дай ей его, пусть она знает, как я её любил.
Иван протянул его Вите, и тот дрожащей рукой взял конверт. Затем Ваня снова взглянул в сторону дома.
— Уже семь часов! — сказал Витя. — Ты должен заснуть до полуночи, а то зелье может сыграть с тобой злую шутку.
— Да не пора ещё.
И они оба уселись на простой камень. Как-то само собой произошло, что они начали вспоминать свою дружбу, как вместе выполняли задания, веселились.
Лишь по прошествии часа они встали.
— Ну вот, Вань, — усмехнулся Виктор. — С днём рождения тебя, с семнадцатилетнием… — затем на его глазах выступила слеза. — Мне будет тебя не хватать!
И друзья бросились в объятья. Иван последний раз прижимал друга к себе и сам расплакался. Они перестали обниматься и взглянули друг на друга.
— Люби и защищай Борсию, — провозгласил Иван. — Расти дочерей, где бы они ни были. И проследи за моей песней, что там с ней будет.
Виктор, глаза которого были налиты слезами, лишь кивнул.
— Долгие прощания — ещё более лишние слёзы, — сказал Иван.
Они крепко пожали друг другу руки, Иван отвернулся и пошёл в сторону дома. Дойдя до вершины холма, где начиналось крыльцо, он обернулся и увидел Виктора, всё ещё стоявшего неподалёку от Камня. Лицо его было всё ещё расстроенное. Виктор помахал Ивану. Иван, что есть мочи, тоже начал махать, и из глаз снова полились слёзы. Так они простояли ещё пять минут, и наконец Виктор обернулся и зашагал прочь, а Иван зашёл в дом.
Тот был более-менее чистый, в нём, как уже было сказано, долго время никто не жил. Иван со словами: «Так мне будет интереснее», — запаковал обе записки в конверты и первую положил на полу в спальне, а другую в погреб.
Он просидел за чашкой чая весь вечер, глядя в окно и вспоминая всю свою жизнь.
— И почему у меня нет детей? — задумался он. — Почему Даша меня так просто разлюбила, а я её нет?
И тут он вспомнил о друге. Его взяла горечь от того, что он никогда больше не увидится с этим человеком, не познакомится с его дочерью-патриоткой, что не с кем будет вспоминать своего отца… Он и отца-то с мамой помнить не будет. Вспомнилась песня «Мочи кериланцев», которая сейчас, наверное, витает по улицам Доброграда, по ртам музыкантов, не слушающих запрет власти и поющих для народа.
Однако Иван знал, что больше он так мучиться не будет. Завтра всё должно быть хорошо…
Были мысли выбежать из дома, нагнать Виктора и сказать, чтобы тот достал зелье памяти, и они через пару дней поехали б домой, но Иван быстро понял, что это неправильно — нужно идти до конца.
Наконец он вспомнил, что у Даши кто-то есть и он хочет этого её жениха убить.
Наступило десять часов.
Иван в предвкушении лёг в кровать, ожидая отдаться приятнейшему сну, но не тут-то было. Он всё никак не могу заснуть. В голову шли мысли, он беспокоился о том, что было, что будет. Успокаиваться получилось очень медленно и мучительно.
Но вот наконец в 11 часов он заснул, наверное, самым приятным в мире сном, с чувством избавления от мук.
19 глава. Оставшееся письмо
На улице Викингов наступил вечер. В конце июня здесь, как всегда, были белые ночи, как и во всём Доброграде. За окном зацветала сирень. На небе сияла растущая луна, вид которой как бы говорил, что скоро настанет полнолуние и что-то произойдёт. А завтра июль.
Но в доме номер двадцать горел свет. К нему подъехала небольшая личная трансоль. Человек, сидевший в ней, взглянул на дом, а затем на волшебные наручные часы, в которых вместо стрелок по окружности циферблата бегали огоньки.
— Вроде бы вовремя, — сказал человек. — Ваня сказал, через семь часов после четырёх — в одиннадцать. Надеюсь, Виктор вернул ему память. Хотя вряд ли. А что я, собственно, тут сижу?
Володя спрыгнул с трансоли, пошёл к дому и позвонил в колокольчик. Ему открыл сам хозяин.
— Доброй ночи, — сказал Виктор, одетый в дорогой пиджак. — Не ожидал, Владимир, увидеть тебя сегодня в такой час.
— А кого вы ждали? — спросил юноша, акцентируя взгляд
