изрезали и покалечили приютившую их женщину. Их арестовали в тот же вечер, и через несколько дней после быстрого суда, малолетних садистов отправили в детские колонии, из которых они уже вышли совсем другими людьми. – В колонии, – продолжал рассказывать Панкрат, – ими очень заинтересовались. Потому что у всех моих сыновей, как мне сообщили, обнаружилась удивительная патология – мало того, что они почти не ощущали боли, их организм обладал невероятными регенеративными способностями! Они почти не болели, быстро восстанавливались после любых драк и даже после огнестрельных ранений. Последнее выявилось во время подавления беспорядков, в одной из тюрем, где они, по словам Рындина, ‘чалились’ уже взрослыми. При этих словах мы со Стасом обменялись короткими встревоженными взглядами: я помнила свои видения, в которых Неклюдов стрелял в Масок, а Стас, видимо, помнил рассказ Михея Малаховского, когда тот в упор расстрелял одного из масок, а тот и не подумал рухнуть на землю, корчась в предсмертных судорогах. Слова Рындина подтверждали необъяснимую и пугающую способность Масок выживать после самых серьёзных ранений. Это придавало их лику дополнительного ужаса. Как победить противника, обладающего сверх естественной возможностью столь быстро исцеляться и не чувствовать боли от ранений? Помимо воли, у меня промелькнула мысль о том, что Маски... Трёхглавый Змей – это, если не идеальное, то близкое к этому орудие пыток, мести и убийства! – Они пришли ко мне, примерно года три назад, может чуть больше, – продолжал Панкрат. – Сказали, что... Он невесело усмехнулся. – Сказали, что не могут без меня... Признались, что им страшно. Представляете? Все выше меня на полторы головы и больше раза в три, а бояться... Бояться, мои здоровяки, как мелкие зверьки в клетке. ‘Нет, – подумала я с возмущенным осуждением, – скорее, как запуганные тобой дети’. – Но, это не мешало им быть злобными и агрессивными. Убивали ли они уже к этому времени? Да, ещё как! Ты, начальник, ещё удивишься, когда начнешь копать. Жмуров, за моими сыночками, хватает... – Кого они убивали? – с невероятной сдержанностью спросил Стас. Рындин пренебрежительно хмыкнул. – Да, сперва всякое отребье... Бомжей, пьяниц и бродяг... Мальчикам нужно было на чем-то вымещать свою злость и страх. – Страх? – переспросил Стас. – А чего им бояться, твоим сыновьям? Панкрат замолчал и одарил Стаса тяжёлым взглядом. Я затаила дыхание, ожидая его ответа. – Меня, – наконец, изрёк Панкрат. – Мои сыновья... Он шумно, с присвистом вздохнул. – Они забрали себе в голову, что... Чёрт! Наверное, это какое-то отклонение... Не иначе, как от моей потаскушки-жены доставшееся им в наследство... Короче, они верят, что если перестанут убивать, то я... Я буду зол и начну убивать их. Я не знаю, откуда у них это убеждение, но они искренне уверены, что я могу приходить к ним во снах, что они никогда не смогут убежать от меня, и чтобы я уважал их, считал равными себе, они должны убивать. Он пожал плечами. – Собственно, мне это было до лампочки. Я больше боялся, что они однажды меня на ремни порежут... А оно вон, как выяснилось. Он ухмыльнулся. – Стоило мне на них прикрикнуть, как они едва не ***лись от страха. Он засмеялся скрипучим смехом. Но ни мне, ни Стасу это не казалось смешным. – Давай ближе к делу, – пророкотал Корнилов. Рындин перестал улыбаться и вздохнул. – Всё началось с того момента, когда мне поступил звонок и странный, грубый голос... Как будто ненастоящий, искусственный, сказал, что я должен велеть сыновьям убрать двух зарвавшихся дельцов – каких-то там акционеров молодого хлебокомбината или что-то вроде того. – И что ты сделал? – спросил Стас. – Послал его! – пожал плечами Рындин. – Указывать мне ещё будет, какой-то го**юк! Стас украдкой бросил на меня вопросительный взгляд. Я, едва заметно кивнула – обрывки воспоминаний, быстро проносящихся у меня перед глазами, подтверждали слова Панкрата. – Но, оказалось, что я погорячился... Не прошло и суток, как со мной на связь вышел один заносчивый засранец. Он представился Лавром и сказал, что мне нужно проехать с ним. Он приехал не один, с парочкой крепких ребят за спиной, так что мне пришлось согласиться и сесть к нему в машину. Рындин прокашлялся. – Ну, а там... в общем меня посадили на заднее сидение, а спереди баба, какая-то сидела. Лица я не видел-зеркало заднего вида они скрутили – она быстро и коротко объяснила мне, что это только ей мои сыновья обязаны свободой. И что из очередной тюрьмы она выпустила их не просто так, забавы ради. Потом... Панкрата невесело улыбнулся. – Мне хорошенько намяли бока, разбили рыло и выбросили из машины. Я сразу понял, что с этой бабой лучше не артачиться. Как мне не было противно, в следующий раз, приходилось подчиниться... – Это она приказала вам натравить сыновей на Татьяну Белкину? Панкрат кивнул. – Да-а... Сказала девчонка должна сдохнуть в муках, и чтобы ей на рожу черную ленту наклеили. Что типа её нет больше, что она как бы это... – Перечеркнута и не должна была существовать? – подсказала я. – Ага, точно, – кивнул Панкрат. – Потом был другой парень, Неколдов или Неколбашев... – Неклюдов, – подсказал Стас. – Во-во, – кивнул Панкрат. – Верняк. Неклюдов... Там, потом мальчики рассказывали, кое-что пошло не так, парень оказался не робко десятка и продырявил Марку брюхо из волыны... Но, как я уже говорил боли мои мальчики не боятся, а раны на них заживают, быстрее, чем у ящерицы хвост отрастает. Панкрат снова довольно засмеялся. – Ты смог бы узнать голос этой женщины, если бы услышал снова? – спросил Стас. Рындин пожал плечами: – Я её на всю жизнь запомнил, как маму родную, эту с**у, властолюбивую. – А в суде подтвердить сможешь? Рындин нервно облизал пересохшие и потрескавшиеся губы. – Да, – вынужденно сказал он. – Но только после того, как Марк точно избежит тюрьмы. Я вопросительно уставилась на Стаса. Это что ещё за новости?! Стас дал согласие, чтобы... – Хорошо, – согласился Корнилов. – Но, только
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
