Скажу тебе, дружок, что у меня не было никаких возражений на этот счет. И как же я заблуждался! Моя чуйка, оказывается, совсем неспроста свербела во мне, предвещая, что ничего хорошего ждать не стоит. Так и получилось. Мимолетное решение вылилось в итоге в те самые шестьсот восемнадцать тягомотных дней знаменитой осады. Я, конечно, ни о чем таком не подозревал и не думал, но насколько это меня извиняет? В жизни ничего нельзя переиграть, но, если бы я и близняшки смогли на чем-то настоять... возможно ли, что история пошла бы совсем по другим рельсам? Было ли это пресловутой точкой бифуркации? Никто теперь не узнает. Так получается, парень, когда думаешь только о своих сиюминутных потребностях, когда жаждешь вкусить бестолковой и преходящей выгоды. Это не моралите, но все-таки мотай на ус.
Так вот... Охра завернула бы что-нибудь изящное, а я скажу простой, избитой фразой: мы переходим к самым печальным страницам нашей истории.
На то, чтобы сомкнуть кольцо осады вокруг города у нас ушло несколько месяцев. Не то, чтобы мы были не в состоянии развернуть войска быстрее, но мы не могли опережать строителей забора, потому что это выглядело бы странно. А у них был свой график строительства, да и тот они безбожно затягивали. Не единожды мне, как адъютанту и заинтересованному лицу, довелось участвовать в рабочих планерках исполнителей и генподрядчиков по вопросам стройготовности. Они были однообразны, и все сводились к тому, на сколько метров мы еще сможем продвинуть забор и войско в обозримом будущем в условиях жесткой оптимизации и дефицита поставок. Я также периодически отчитывался перед своим главнокомандующим генерал генеральским Затрапезно, но он не особенно вникал в то, что, может быть, справедливо считал мелкими деталями, предпочитая общее руководство.
-Ну как движется наша осада? - спрашивал он.
-Да потихоньку, - отвечал я.
-Вот и чудесно.
В то время, когда мы все в той или иной степени подходили к тяжелому экзистенциальному кризису, нашего командира, вроде как, все устраивало. Придя к разумному, по его мнению, компромиссу со своим грузом ответственности, он заметно успокоился и все дни пребывал едва ли не в благодушном настроении. У него даже вошло в привычку выходить поутру на тракт и горделиво смотреть на нашу армию, медленно ползущую вдоль забора.
-Очень хорошо, - приговаривал он в такие моменты. - Не сомневаюсь, что в скором времени враг будет изнурен и повержен. Выражаю глубокую уверенность в идейной последовательности нашей линии.
После этого он, как правило, снова отправлялся на боковую.
Разочарование, это то чувство, которое медленно, но верно зрело во мне подобно диковинному овощу или, вернее того, некой злокачественной опухоли. Я и раньше знал, что в этой жизни главную скрипку играют бездарности, но даже не задумывался, что эта стена может оказаться непробиваемой. Постепенно Затрапезно в моих глазах превращался в некомпетентного военачальника, которому остался лишь маленький шаг до вердикта о служебном несоответствии. Впрочем, я пытался и так, и эдак, под самыми разными углами разобрать сущность его стратегических парадигм. Вдруг это мы все ошибаемся и на самом деле имеем дело с чем-то по-настоящему дальновидным, образцовым и совершенным по своему исполнению, с чем-то воистину шедевральным? Хотел бы я, конечно, однажды прозреть и воскликнуть: "вот это, блин, задумка, командир! Вот это мощь! Вот это, я понимаю, гений!", но ничего у меня не получалось, потому что я по-прежнему видел вокруг себя неприглядную действительность. Разочарование достигло той степени накала, когда я готов был позволить себе, пусть и в неявной форме, попытаться оспорить его непопулярные решения, тем самым усомнившись в их правильности.
Однажды, когда мы в очередной раз вышли на тракт, чтобы командир смог привычно восхититься развертыванием наших войск, я довольно деликатно заметил:
-Движение сегодня просто сумасшедшее.
В самом деле, в город и из города нескончаемым потоком мчались фургоны и телеги с туристами и различными грузами и просто одинокие веселые всадники на своих мустангах. Власти города подняли въездную пошлину из-за осадного положения и ввели выборочный досмотр, чем основательно пополнили свою и без того богатую казну, а в остальном город жил своей обычной жизнью.
Затрапезно не понял моего тонкого намека.
-Да уж, - рассеянно согласился он, - сейчас самый пик сезона. А может быть, здесь так круглый год, я точно не знаю. Пытаюсь читать путеводитель, но... засыпаю. Скучновато как-то.
Я решил действовать чуть более грубо.
-Не стоит ли в таком случае отрезать их... так сказать... от всяких источников... благоденствия? В этом и заключается смысл осады, нет?
Затрапезно глянул на меня столь снисходительно, что мне стало тошно от его самодовольства и непрошибаемой самоуверенности. Знаешь такой взгляд? Типа: ты что, дурак, что ли?
-Мой мальчик, если бы все было так просто, - сказал он, и слова его были такими же тошнотными, как и его взгляд.
Я уже понял, что сейчас меня, мягко говоря, распнут в форме познавательной лекции. Затрапезно повернул ко мне свое туловище и, глядя снизу-вверх, но высокомерно, начал свой моральный блицкриг:
-Позволю себе кое-что прояснить. Разумеется, я понимаю, держать в голове общую картину со всеми ее нюансами и тонкостями, это прерогатива начальства, в данном случае моя, но и мотивировать подчиненных в меру... ээээ... их умственных способностей тоже как бы входит в мою задачу. Видишь ли, мы находимся здесь, чтобы совершить трудную и ответственную работу. Прошу, относись к этому именно как к важной и необходимой для всего человечества работе.
Я слегка абстрагировался, поэтому слышал только "ква-ква-ква". Я и так знал все, что он может сказать.
-И здесь мы подходим к самому важному, - продолжал Затрапезно. - К важному и еще раз к важному. К важному. Мы должны бережно относиться к интересам населения всего прогрессивного свободного мира, во имя которого мы здесь и работаем. А интересы населения пролегают во всех сферах, в том числе и в данном городе, и мы ни коим образом не можем их ущемлять. Мы здесь для того, чтобы добиться положительных результатов, и нам совсем не нужны иски от транснациональных компаний.
-В целом понятно, - сказал я, потому что в целом мне действительно было понятно, - но... как же мы сможем, говоря вашими же словами, изнурить противника?
Еще один памятный взгляд,
