Я сложила руки на груди, спиной опираясь о косяк и стараясь не смотреть никуда пониже его подбородка.
– Стою. Доволен? – спросила – только для того, чтобы замаскировать глоток слюны, собравшийся во рту.
Его лицо снова растянулось в улыбке.
– Доволен не то слово. Так ты решила, Максимова, кем ты будешь? Моей сексуальной игрушкой или обиженной хрен пойми на что дурочкой, которая сама бегает и убирает это видео со всех каналов?
Ишь какой прямой! Сексуальную игрушку ему подавай! Да еще теперь которая «по свистку»…
– А как же невинность? Вы же хотели совращать девственниц.
Донской слегка закатил глаза.
– Господи, Максимова, если ты еще один раз метнешься с «ты» на «вы», я с ума сойду. Разберись уже пожалуйста со своими комплексами и придерживайся одного стиля обращения.
– Ты не ответил. Что с невинностью?
Он улегся на спину и закинул руки за голову.
– Да чхал я на твою невинность.
Моя челюсть поползла вниз.
– Что?.. Вы… ты же только что меня за это отчитывал! Спрашивал, сколько их у меня там было и прочий шовинистский бред?
Он хмыкнул.
– Во-первых, это была шутка, Максимова. Хотел посмотреть на твою реакцию. Во-вторых… мне реально интересно, в каком моральном состоянии находится наша молодежь. Вот я, к примеру, в твоем возрасте перетрахал уже всю женскую половину группы… Так что нет – ты до меня явно не дотягиваешь… да и до девчонок наших, которые в девяностые учились…
Пока он разглагольствовал, мои глаза сканировали комнату.
Подушкой, что ли, звездануть в него? Как-то по-детски будет… Вот статуэткой с трюмо было бы в самый раз, но… убью ведь гада…
– Ищешь запасной выход? – неправильно расценил мое поведение декан. – Нет его здесь, Максимова. Для тебя во всяком случае точно нет.
– Ищу чем бы запустить в вас потяжелее, – процедила я, сжимая руки в кулаки.
– В кресло, – сказал вдруг он.
– Что – «кресло»? – не поняла я, немного не расслышав.
Он что, предлагает мне запустить в него креслом? Я б может и рада, так ведь не подниму.
– Снимай платье, лифчик и садись в кресло, – разъяснил он – тем самым спокойным голосом, каким приказал мне остановиться раньше. И по этому голосу я отчетливо поняла, что всё – шутки кончились, и выбор у меня теперь только один и очень простой – уйти, рискнув всем… или остаться на его условиях.
Вместо того, чтобы снова раскиснуть, я неожиданно разозлилась.
– Ах в кресло, значит? Что ж, пожалуйста… Будет вам кресло… И резиновая кукла тоже будет, Матвей Александрович… Предел мечтаний, да? – специально снова называя его на «вы», я сорвала с себя это дорогущее платье, лифчик… плюхнулась в одних трусах и чулках в широкое кожаное кресло напротив кровати и закинула обе ноги на низкий подлокотник. – Так хорошо? Или расставить?
И раздвинула ноги, закидывая каждую на свой подлокотник.
Уже знала, что сейчас будет. Встанет, подойдет, сдерет с себя свои обтягивающие боксеры, отодвинет мои трусики в сторону и… давай вбивать меня в это гребанное кресло.
Прелюдия, ласки, романтика? Неа, не слышали. Только приказы, только хардкор!
Но он только смотрел – не отрываясь, расширенными и слегка расфокусированными глазами, какими смотрят на огонь. И вовсе не туда смотрел, куда полагается, имея перед собой почти голую женщина с широко расставленными ногами… а мне в лицо.
Потом моргнул, будто очнулся, и все же перевел взгляд ниже. Остановился на моей обнаженной груди, и я физически почувствовала покалывание, означающее, что соски твердеют, напрягаются под этим взглядом…
И знала, что он тоже увидел, понял, что я чувствую – по тому, как резко он втянул носом воздух, будто пытался унюхать мое возбуждение.
– Охрененно, Максимова… просто охрененно! – похвалил, поправляя готовы порваться боксеры. – А теперь подними руку ко рту, оближи пальцы… и сожми соски... Поласкай себя. А я посмотрю.
Глава 19
Мне послышалось или этот ненормальный хочет, чтобы я себя потрогала?
То есть вот так просто взяла и помяла сама себе сиськи?
А он типа будет смотреть?
Судя по его выжидательной позе и сосредоточенному, прикованному к моей груди взгляду – да. Именно этого он и хочет.
Даже не хочет, а вожделеет, если говорить языком поэтов.
Хотя что может быть менее поэтичным, чем моя поза и откровенный, до предела выросший бугор в боксерах мужчины напротив?
Мне даже немного жалко стало этот бугор – довольно симпатичный, если мне не изменяет память. Гладкий такой, ровный и вместе с тем настолько внушительных размеров, насколько и должен быть настоящий мужской член. Идеальный, можно сказать.
Интересно, как бы Донской отреагировал, скажи я ему, что его хозяйство – единственное, которое я видела в реальной жизни, а не с монитора компьютера?
Да. Как это часто бывает в первый раз, разглядеть я особо в ту ночь ничего не успела. Даже и тела-то моего тогдашнего кавалера не успела рассмотреть – что уж про такие мелочи, как член, говорить. Под одеялко залезли, ножки врозь, момент жуткой растянутости… и все, привет девственность.
Как сейчас помню эти несколько дерганных тычков в презервативе, вызвавших у меня разве что брезгливость и желание спихнуть пыхтящее, потное тело с себя...
– Максимова, я жду, – напомнил о себе мой нынешний кавалер. – Совсем-совсем жду.
Я сфокусировала на нем злой, хоть и снова поплывший взгляд.
Над девочкой невинной бы так не глумился, не заставлял бы перед собой мастурбировать. «Начхать» ему, как же, на мою девственность! Мстит ведь за то, что не первый у меня – как пить дать, мстит! Заставляет в шлюху играть, злится...
Ну и я отомщу – по-нашему, по-женски. Заведу этого козла до красного каления, а сама – бревно-бревном! Даже если возбужусь, ничего не покажу – уж я точно умею кончать тихо, как мышка. Хоть в библиотеке мастурбируй. Общага за три года научила, чего уж тут! Как партизан на допросе буду под ним лежать – со скучающей мордой и позевывая. На часы даже буду поглядывать – сколько там еще пилить меня собрались, господин профессор?
Кстати, а почему бы и нет? – окончательно решила я. Этот план еще лучше, чем тот, что у меня был прежде – и отцепится от меня декан быстро, и сама не буду дурой влюбленной выглядеть. А уж по самолюбию своему господин Донской получит сегодня такой щелчок, что как бы импотентом не стал.
Но сначала – соблазнение. По полной программе.
Я подняла руку ко рту и медленно, с чувством облизала большой палец – всю его подушечку, снизу вверх, широким, полностью охватывающим его лизком.
–
