И тут до меня дошло. Я – девственница! Все еще, несмотря на тот случай, девственница!
Но как?! Я же чувствовала… Неужели…
– О боже… – всхлипнула, хватаясь за его руки. – Матвей… я… у меня…
Он скривил губы в попытке улыбнуться, но это больше походило на оскал – до того он был напряжен.
– Вялая сосиска… вот как… От меня бы ты не ушла девочкой… – и будто в подтверждение, снова пихнулся, пронзая меня, казалось, до самого мозга.
Я вскрикнула, кусая губу.
Вот как, значит, должно было быть!
А я все удивлялась, почему больно не было и тоже – все девчонки такие ужасы рассказывают, а я с деловым видом их поучаю, что мол неопытные у вас мужики были, неумелые… Вон как Алешенька меня аккуратно – не заметила даже!
А он «вялая сосиска», оказывается…
– Глаза на меня! – хрипло приказал Донской, акцентируя на себе все мое внимание – будто отбирал у того, другого. Будто помечал собой, стирал мое прошлое, заставляя забыть все, что было до него.
– Хорошо… – я сглотнула слюну, замыкая на нем взгляд, чувствуя, что краснею, хоть только что спокойно ласкала себя и чуть не за забилась у него на глазах в оргазме, представляя себе черт знает что...
Словно, кто-то взял и включил во мне установку девственницы – все, мол, Максимова, пошалила и хватит! Красней теперь, плачь и умоляй о пощаде.
– Все еще больно? – его рука скользила по моему телу вверх и вниз, даже не гладя, а просто трогая, прикладываясь ко мне, будто он проверял здесь ли я… не исчезла ли, превратившись в иллюзию…
Как могла, я неуверенно кивнула – да, больно, но уже не так, чтоб на стену лезть… Уже не знала куда глаза девать от этого его взгляда, как реагировать и что говорить…
А он будто наслаждался этим – наслаждался моим смущением и растерянностью, двигаясь во мне так осторожно и медленно, что захотелось разрыдаться уже как следует.
Сама не понимала от чего и как, но он всю душа мне выворачивал этой своей нежностью.
Будто не сексом со мной занимался, а…
Какая ж ты дура, Максимова!
Злая на себя за эмоции, я отвернулась, кусая губы и слизывая слезу – пусть думает, что все еще от боли плачу, хоть та уже притупилась, концентрируясь у самого входа и больше напоминая легкое, неопасное жжение.
И сами толчки уже не были такими резкими и раздирающими – будто меня смочили там слюной.
Это от крови, поняла я, и меня слегка замутило… Не от брезгливости, нет. От страха, что ему противно станет, это ж все равно что во время месячных трахаться…
Но Матвей не выглядел так, будто ему противно. Лицо его слегка вытянулось, какое-то странно расслабленное и напряженное одновременно, глаза все еще смотрели на меня, не отрываясь, но уже явно четко не видели – помутневшие и чуть закатившиеся под полузакрытыми веками…
И с каждым толчком, с каждым плавным и медленным скольжением, он уходил все дальше, все глубже погружался в собственное удовольствие, нарастающее, накатывающее на него постепенно и будто исподволь… Каждая его реакция, каждый шаг по направлению к пику отражались на этом красивом лице, как на ладони…
Хочу, чтобы он кончил, подумалось вдруг. Вот прямо так, в меня, то есть в резинку…
Все равно возбуждение прошло, да и не до него мне…
– Ну же… – подбодрила я его, сама с трудом понимая, что говорю. – Не останавливайся… Уже не больно…
Он резко выдохнул, склоняясь ниже, впиваясь губами мне в шею… атакуя губы... Снова приподнялся.
– Не кончишь?
Я помотала головой, готовая ответить, но его рука вдруг протиснулась между нами, большим пальцем проскальзывая между складочек… и мое твердое «нет» застряло где-то на выходе.
– А так?
Палец вытворял нечто совершенно невероятное – не надавливал, а будто подманивал, быстрыми и легкими касаниями заставляя сосредоточиться на ощущениях вокруг клитора, захотеть «словить» их, прочувствовать до конца…
Я даже захныкала от нетерпения, подаваясь вперед.
– Так хорошо? – он чуть приподнялся, алчно глядя мне между ног и все так же медленно и тяжело толкаясь, почти не выходя, будто не хотел покидать лишний раз мое тело.
Хорошо не то слово – его палец уже тонул, и отнюдь не в крови, отлично заменяя трение моих собственных ног, к которому я успела привыкнуть за месяцы ночных мастурбаций…
– Я – твой первый, Лера… – он вдруг вышел и надавил на клитор уже не пальцем, а головкой члена – широкой, тяжелой и удивительно горячей… Нырнул рукой под затылок, приподнял и заставил смотреть, водя по половым губам – внутри и снаружи. – Там… у тебя внутри… никого не было… Там туго и узко… как у девочки… и горячо… как в раю…
И от одного только зрелища, от стыда пополам с возбуждением, меня в пот прошибло, свело бедра острой, предоргазменной судорогой…
– Пожалста, пожалтса… – заскулила, выгибаясь, сама не зная, чего хочу – то ли внутрь, то ли еще вот так, чтоб водил и гладил самые чувствительные места.
– Как в раю… – снова пробормотал он и, решив за нас обоих, с глухим стоном вонзился обратно.
И уже не останавливался.
– Матвей… – я задыхалась, цепляясь за него как за спасательный круг – от сильных, ритмичных толчков все вдруг понеслось куда-то под откос, и я испугалась этой скорости, этой накатывающей мощи. – О боже… не могу… я…
– Давай, малыш… покричи для меня… хочу слышать твои вопли… давай…
Я почти подлетела от опалившего бедра наслаждения – такого яростного, что в глазах потемнело, а потом взорвалось…
И да, закричала.
Хваталась за его плечи и орала, как полоумная, пока он вбивался в меня, будто хотел подбросить еще выше, еще дальше на гребень волны…
Или нагнать еще одну…
Черт бы его побрал, реально еще одну…
– Опять-опять-опять… – затараторила, и чтоб заткнуть себя, сомкнула на его плече зубы, пока меня выгибало во втором крышесносном оргазме, уже вместе с ним – чувствуя, как он пульсирует внутри, рычит и сжимает ягодицы так крепко, что если не порвет и на том спасибо…
– Как в раю… – услышала, как только снова смогла слышать. – Как в гребаном раю у тебя внутри…
Глава 21
– Матвей?
Молчание.
– Матвеей? Эмм… Профессор?
Мужчина, уткнувшийся лицом мне в шею, вздернул голову.
– Что… Ах ты ж бл…
Я прижала палец к его губам. Не хватало мне только мата после первого (настоящего!) секса.
– Не надо ругаться. Уснул так уснул,
