Декан кивнул.
– Продолжай. Указательный оближи… их вместе. И на другой руку тоже. Как следует обработай – чтоб стекало…
Может проще набрать слюны и плюнуть?
Я чуть не засмеялась от этой мысли, хоть у самой уже в трусиках все горело от этого хриплого «оближи». Так и представила, как кое-что другое облизываю, а он мне вот так же говорит – не жалей, мол, слюны, Максимова… Давай… Как следует… Чтоб стекало…
– Отлично… – хриплым голосом подбодрил он, когда мои пальцы влажно заблестели. – Теперь поводи ладонями по груди… вкруговую и только ладонями, пальцами пока не трогай.
Стараясь не дышать громко, я опустила руки и провела ими экспериментально по острым соскам – сначала в стороны, тут же дергаясь от горячего и пока еще сухого прикосновения. Не в состоянии утерпеть, сжала слегка саму грудь… и закрыла глаза, понимая, что так играть равнодушную легче. По крайней мере, не видно, как расширились внезапно мои зрачки, отражая возбуждение.
– Нет, не сжимай пока. Просто води, чуть касаясь. О да… Вот так…
Может мне сесть как-нибудь так, чтобы можно было быстро и незаметно снять напряжение?
Потому что еще пару секунд и сдерживать стоны станет непросто.
Ох как непросто…
Каждое мое движение, каждое касание груди под его жадным взглядом, под этими «о да…» и «вот так…» – словно бархатной подушечкой по оголенным нервам… Дергает меня всю этими своими подбадриваниями, как куклу на веревочках. И мозги уже все в трусики стекли. Наверняка оттого в и мокро там – это ведь они там плещутся, мои расплавленные в горячий воск мозги…
– А теперь пальцами, Лера… Сожми соски и немного повытягивай. Покажи мне, как тебе нравится…
Бл*ть! Сохраняя невозмутимое выражение, я перекинула одну ногу к другой – обе на один подлокотник.
– Спина болит так сидеть… – оправдалась перед деканом.
Он ухмыльнулся, будто все прекрасно видел и понимал – чем взбесил меня еще больше. Не пискну под ним, честное слово!
Но я все же пискнула – от внезапной влажности на возбужденной груди меня странно передернуло.
Вообще это было невероятно странным ощущением – прохладная мокрота пальцев на разгоряченных сосках. Что-то почти извращенное – будто меня лапали против воли. Будто это не мои собственные пальцы, а чужие – настойчивые, грубые, не считающиеся с тем, хочу я этой ласки или нет…
Или даже язык – чужой, вольно хозяйничающий по моему телу язык… наслаждающийся моими ерзаньем под ним и стыдом… моими попытками вырваться и растущим, насильно навязанным возбуждением…
Или даже два! Два языка! Черт бы их побрал – поймали, привязали к креслу и творят со мной, что хотят!
О боже, да! Сжимая соски, я скользила по ним пальцами, размазывая влагу, вытягивая и даже выкручивая, как бы это делали в порнофильме… кусая губы и стискивая ноги… прогоняя перед глазами самые пошлые, самые смелые картинки из своего воображения, подгоняя себя к сладкому пику…
Ну же, давай… так близко, боже, так близкотакблизкоещечутьчуть…
Внезапно мои ноги поймали и раскинули в стороны.
– Кончишь на моем члене, или не кончишь вообще.
Чуть не взвыв от досады, я открыла глаза.
Возвышаясь надо мной, Матвей стоял перед креслом на коленях, что совершенно идеально позиционировало меня напротив того единственного, на чем мне позволялось кончить.
Грудь его тяжело вздымалась, разделенная посередине одинокой капелькой пота, глаза были почти черными, обжигающими какой-то совершенно ненормальной, одержимой страстью. Как магнитом тянуло в эти глаза, хотелось захлебнуться в них, напитаться этой страстью и найти там то, что он так и не позволил мне достичь…
– Я… я не… собиралась… – даже просто выдавливать из себя слова было трудно, не то, что врать – мало того, что мешало сбитое дыхание, я еще и съехала по сиденью вниз, пока ерзала в этом долбанном кресле. И теперь подбородок мой плотно упирался в грудь, что затрудняло любые разговоры.
Желая оправдаться, доказать ему, что я вовсе не побывала только что на пороге нирваны, я приподнялась, подтянулась на локтях вверх… и уперлась трусиками прямо а его пах – в тянущуюся сквозь боксеры ко мне готовую, железно-каменную эрекцию.
Мы оба резко вдохнули. И будто поняли – хватит!
Хватит играть друг с другом, хватит морочить один другому головы.
Мне лично хватит делать вид, что неприятны его домогательства, его игры со мной, даже его приказной, снисходительно-снобский тон.
Потому что мне все это приятно.
Потому что я хочу его.
Словно услышав мои мысли, он дернул кромку моих трусиков в сторону, высвободил себя, раскатал по члену резинку, пристроился… и одним резким, сильным движением ворвался внутрь.
– Бл*ть, Максимова… – глаза его расширились.
Но я ничего не могла ответить на его изумление, потому что задыхалась от боли – резкой, острой и совсем, СОВСЕМ неожиданной.
Глава 20
– Вытащи, вытащи! – забарахталась, засопротивлялась я, не в силах терпеть этот кошмар.
Вот, честно – в первый раз так больно не было! И близко не было! Чтоб он провалился этот, декан, со своими размерами!
Боль пронзала меня насквозь, отзываясь в каждой клеточке тела – резкая, острая, будто меня взрезали там внизу, как консервную банку.
– Не дергайся! – тяжело дыша, Матвей прижимал мои ноги к подлокотникам кресла. – Так должно быть… насколько я знаю… Твою ж мать… что за шутки, Лера? Я б не стал так резко…
Зажмурившись, он мотнул головой, будто пытался отвлечь себя от того, что происходило снизу. Замер и так застыл на несколько долгих секунд, во время которых я пыталась дышать очень аккуратно, чтобы в промежности ничего не двигалось.
– Больно… – пожаловалась, наконец, справившись с дыхательной функцией.
– Знаю! – рыкнул зло, будто я была во всем виновата. – Тесная как… Двинуться боюсь…
Поняв, что вырваться не получится, я просто тихонько поскуливала.
Боже, он меня порвал, точно порвал…
Наверняка подумав о том же, Донской аккуратно отстранился, вызывая новые спазмы боли и глянул вниз.
– Черт! Все в кровищи… Тшш… Ну, успокойся, успокойся… уже ничего не поделаешь… – он наклонился, оперся на руку и поцеловал меня – медленным, дурманяще-сладким поцелуем, стирая слезы со щек пальцами.
– Почему… в кровищи? – превозмогая боль, я попыталась приподняться и тоже посмотреть.
Может, месячные начались? И почему, черт бы его побрал, он не выходит? Может, меня уже в больницу везти надо!
– Расслабься, дурочка…
Вместо того, что освободить меня от пытки, он сделал обратное – слегка толкнулся внутрь. Совсем чуть-чуть, но у меня от боли просто звезды перед глазами взорвались.
И снова замер, уставившись на меня таким одурелым, таким обожающим взглядом, что стало не до боли – прям
