Темный экран, расположившийся прямо напротив забрала, вспыхнул зеленым светом. По экрану побежали черные строки – система активировала аварийный контур с самыми простыми командами. Павлов поднял голову, впился взглядом в экран, удивляясь тому, что он забрызган черными пятнами. Секунду спустя он понял, что это его кровь на внутренней стороне забрала, но тут же забыл об этом.
Центральное управляющее меню было простым – во время аварий нет нужды в тонких настройках оборудования. Николай прекрасно помнил ту главу учебника, которая описывала устройство контроллера. Но даже и без этих воспоминаний он бы справился с задачей.
Толстыми негнущимися пальцами он коснулся широких клавиш под пультом. Пару раз щелкнул, перемещая курсор на нужную строку, а потом придавил центральную. Ввод команды без подтверждения полномочий, без ввода сложных паролей, без вопросов и предупреждающих надписей – вот что разрешал делать аварийный мастер-ключ. Это просто. Как рубильник повернуть.
Экран моргнул, меню пропало. По черному фону побежали белые строчки, информирующие о том, какие именно системы сейчас отключаются.
Павлов скосил глаза на часы. Еще минута. Целая минута…
Экран моргнул и потух.
Следом погасли все огни на пульте. В мгновенье ока центр управления, мигающий разноцветными огнями, как новогодняя гирлянда, превратился в мертвый и безжизненный кусок металла.
Павлов приподнял голову и осмотрелся. Даже прислушался, хотя это было совершенно бессмысленно. Ничего не изменилось. Корабль не дрогнул, не затрясся пол, не обрушился потолок. Ничего.
Часы на забрале моргнули, показывая, что нужная отметка пройдена. Павлов медленно вдохнул. Выдохнул. Навалился грудью на пульт и уронил голову в шлеме прямо на клавиши.
Боль, так долго державшаяся в стороне, снова накатила обжигающей волной, испепеляя уцелевшие нервные окончания. К горлу подступила тошнота, дыхание перехватило. Павлов застонал и замер, едва дыша и пережидая приступ. На этот раз темнота на секунду захватила его сознание, и он отчаянно забарахтался на гладкой черной поверхности.
Когда глаза снова смогли видеть, Павлов первым делом взглянул на часы. Минус пять минут. И ничего. Кажется, удалось.
Боль снова отступила. В голове было легко и пусто. Болело запястье – кажется, автоматическая аптечка истыкала его всем, что имела в своем арсенале. Хотелось закрыть глаза и замурлыкать под нос песенку – от облегчения. Он справился. Кажется, справился. Но было что-то еще. Какая-то мысль билась на краю сознания ярким мотыльком, не позволяя Павлову соскользнуть в безмятежное забытье без боли и забот. Такое желанное. Темное. Тихое. Убежище.
Застонав, Николай приподнялся и шевельнул поврежденным плечом. Боль вспыхнула с новой силой, вырвав пилота из краткого забытья.
Остекленевшим взглядом Павлов уставился на темный экран пульта. Потом медленно протянул руку, вытащил аварийный ключ из прорези. И снова вставил – глубоко, до щелчка.
На краю пульта вспыхнула алая лапочка, заморгала. Левый блок клавиш подсветился зеленым светом. А на экране замигала белая точка. Моргнула раз, другой и вдруг рассыпала по темному фону целый ворох белых строк. Система запускалась и послушно информировала оператора, что именно и в каком порядке она активирует.
Павлов, бессмысленно таращась на экран, пытался высмотреть в ворохе букв и цифр слово «ошибка». Нет. Кажется, все в порядке…
Когда на экране появилось меню, Николай сделал над собой усилие, поднял руку и положил ее на широкие клавиши. Зашевелил пальцами, выбирая нужные пункты. Память услужливо подсовывала картинки из прошлой жизни, когда инструкции еще что-то значили для пилота этого крошечного живого звездолета.
Балансируя на грани сознания, Николай медленно забрался в систему мониторинга и проверил показатели. Ничего лишнего. Канал до двигателей неактивен. Питание больше не идет к распределителям мощности прыжковых двигателей. Вся передача аварийного реактора распределяется, как и положено, только в аварийные контуры питания. И они… Они отзываются. «Ефремов» начинает оживать.
Оттолкнувшись рукой от пульта, Николай упал на спину. Раскинувшись на железном ребристом полу, он уставился в белый потолок, по которому вилась тусклая лента аварийного освещения.
Вот и все. Больше не нужно сопротивляться. Можно просто закрыть глаза. Заснуть. Навсегда. Боль еще пронзает шипами спину и поясницу. Но руки он уже не чувствует. И левой ноги. Критическая потеря крови. Превышен уровень радиации. Шок. Боль подбирается к сердцу. Тычет тупым шипом – от ключицы прямо под лопатку.
Павлов лениво шевельнул подбородком, вызывая медицинское меню скафандра. Так, просто ради интереса. Все красное. Ну, кто бы сомневался. Ах. Временная остановка сердца – асистолия. Так вот что это был за удар током… А показатели… Дважды? Аптечки все пусты, почему он еще не в коме? Ага. Система считает, что он уже в коме, и подает срочные сигналы SOS. Прогноз… пять минут до остановки сердца.
Павлов закрыл меню и уставился в белый потолок. Он уже ничего не чувствовал. Вообще ничего. Не было боли. Не было тела. Не было печали или радости. Пусто. Тугой пузырь пустоты. Вакуум открытого космоса.
Белый потолок был невообразимо уныл. Пуст. И скучен. Сесть бы сейчас за штурвал. Увидеть жемчужную россыпь звезд на черном бархатном занавесе космоса. В последний раз. А не так, глядя в белый больничный потолок.
Застонав, Павлов перевалился на живот. Оттолкнулся от пола здоровой рукой. И пополз к распахнутой настежь двери.
Перед глазами у него метались искры, а в голове, словно молот, громыхала одна только мысль: звезды. Далекие яркие звезды, полные жизни и тепла.
Он полз быстро и четко, как поврежденный механизм, отрабатывающий заложенную программу. Боли больше не было, торопиться некуда. Только… только хотелось уложиться в пять минут.
У порога двери Николай немного замешкался – когда перехватило дыхание. Он просто перестал дышать и никак не мог сообразить, как сделать новый вздох. Забыл. Ну и ладно.
Пожав плечами, Павлов вывалился в темный коридор, и двигаться стало легче. Прямо напротив двери располагалась огромная дыра в стене, и Николай, не размышляя, ринулся в нее головой вперед, как в прорубь. Немного не рассчитал – зацепился за край неподвижной рукой, его завертело, подбросило, стукнуло обо что-то и вдруг подкинуло вверх.
Раскинув руки, неподвижный и не дышащий, Павлов медленно поднимался вверх из черного провала воронки. Он смотрел прямо перед собой – в черное небо, усеянное крохотными искрами незнакомых звезд. И чем выше
