– Неплохо, – сказала она.
– Соли не хватает, – ответила Линне.
Доедали они в полном молчании.
Ревна никак не могла понять свою напарницу. Они вместе приняли бой, Линне рискнула ради нее жизнью, но здесь, на земле, у них не было темы для разговора даже на полчаса. Вполне возможно, что Ревна никогда не сможет говорить с Линне. Может, никто не сможет. Разве что скаровцы.
Линне оттерла снегом дно котелка и поднесла его к огню, чтобы высушить. А когда посчитала, что дело сделано, сунула его обратно в ранец и придвинулась к Ревне.
– Дай-ка мне взглянуть на твое лицо. Хочу проверить, не осталось ли там осколков стекла.
Ревна протерла снегом грязные щеки и лоб, сделала резкий вдох, ахнула, когда ей стало больно, и уткнула в грудь подбородок.
Пальцы Линне нежно ощупали порез у нее на лбу.
– Как твоя нога?
Ревна потеребила обтрепанную штанину.
– Сломана.
Линне нетерпеливо фыркнула и перешла к уху.
– Очень полезная информация. Поверни голову.
Ревна повиновалась и спросила:
– Слушай, а что ты вообще знаешь о протезах?
– Хороший вопрос, – ответила Линне.
Она осмотрела шею Ревны, потом уши, бросила взгляд на верхнюю часть плеча и молча перешла к другой половине лица. Повисла неловкая пауза, Линне действительно старалась, и Ревне, в конечном счете, не оставалось ничего другого, как признаться:
– Нога сломана, но насколько серьезно, я не знаю.
Если они вернутся на базу, может, Магдалена что-то и сможет с ней сделать. От этой мысли у нее сжалось сердце.
Может случиться, что ей не надо будет даже пытаться. Ревна прекрасно понимала, что ее ждет на территории Союза. И по собственному опыту знала, что скаровцам нужна не правда, а признания.
– Может, тебе лучше пойти одной? – спросила она.
На миг она подумала, что Линне не расслышала. Та нахмурилась, увидев на правой стороне лица Ревны пятно, и надавила с такой силой, что Ревна сдавленно вскрикнула. Потом Линне спросила:
– Куда?
– Через горы. Обратно в Интелгард. Одна ты дойдешь быстрее.
Ревна запнулась. Не будь трусихой. Она не хотела быть проклятьем, которое убьет еще и ее штурмана.
– И сможешь доставить в полк ценные сведения.
Линне замерла и сжала пальцами подбородок Ревны.
– Без тебя не пойду.
– Но почему?
Поначалу она задала этот вопрос из любопытства, но затем продолжила рассуждать суровым голосом:
– Чего бы Союз ни требовал, мы даем ему это. Разве ты не знаешь? Почему бы тебе не бросить меня здесь?
Линне убрала руку.
– Потому что я не могу. Потому что никогда никого не бросаю.
Ревна повысила голос:
– Да ты миллион раз бросала меня там, на базе!
– Я не бросала тебя умирать!
Ревна подняла свою ногу. На Линне ей смотреть не хотелось.
– Это зависит от того, что ты сказала своему дружку-скаровцу.
На миг стало очень тихо. Едва слышно потрескивал огонь, манящий и теплый, напоминая ей о вечерах в Таммине перед дровяной печкой.
– О чем это ты? – спросила Линне.
Ревна собрала все свое мужество.
– Ты сказала ему, что я обуза? Сказала, что не могу воевать?
– Нет, конечно же. Я…
Линне запнулась. Ревна ощутила холод, не имевший к тайге никакого отношения.
– Что бы ты ему ни сказала, он все равно использует это. Неужели ты и в самом деле думаешь, что лучше подвергнуть меня допросам и пыткам, чем бросить здесь? Так ты хотя бы сможешь рассказать, что я умерла верным слугой Союза.
– Я не говорила с ним, – сказала Линне.
– Не ври…
– Я с ним действительно не говорила. Это он со мной говорил.
– О чем?
Обо мне. Теперь Ревна не сводила с нее глаз, пытаясь понять, найдет ли Линне в себе силы ей ответить.
Не нашла. Линне тяжело сглотнула и сказала:
– Теперь ты меня осмотри.
Она села, сохраняя полную неподвижность, которой Ревна никогда за ней раньше не замечала, будто боялась пошевелиться, пока чувствовала на своей коже руки Ревны. Та кончиками пальцев ощупала ее лицо, дотрагиваясь как можно мягче. Пока она этим занималась, Линне ответила:
– В любом случае он никогда никого не пытал. Когда вернемся домой, с нами побеседуют, это стандартная процедура.
– Так же, как с Пави и Галиной? – сказала Ревна. – Их тоже подвергли стандартной процедуре, в итоге они так и не вернулись из Эпонара.
Она внимательно пригляделась к пятнышку крови на носу Линне.
Линне нерешительно помедлила и сказала:
– Мы объясним, что произошло. Ни ты, ни я не сделали ничего плохого, а значит, бояться нам нечего.
К горлу Ревны подкатил комок горечи и гнева.
– Это тебе нечего бояться, Золонова.
Линне смотрела убийственным взглядом. Ревна ощущала ее ярость так же явственно, как если бы их соединяла Стрекоза. Но ей было все равно. Сколько раз она слышала эти лживые слова от руководства Союза или его очередного глашатая?
– Откуда ты знаешь, что я не потяну тебя за собой? Что не стану для тебя обузой?
В конце концов, я же проклятье.
Она ждала, что Линне начнет орать, что вложит свою убийственную ярость в голос, но, к ее удивлению, после долгой паузы та только вздохнула. Ее злости как не бывало.
– Никакая ты не обуза. Я… – Она беспокойно заерзала. – В общем… зря я тогда так себя повела.
Линне в надежде быстро подняла на нее глаза. Словно сказала вполне достаточно.
– Я не принимаю твоих извинений, – ответила Ревна.
Линне следовало приложить больше стараний.
Пока Ревна не закончила осматривать Линне в поисках осколков стекла, они хранили молчание. Затем штурман поднялась и разбросала палкой костер, но так, чтобы потом его можно было разжечь снова.
– Принимаешь ты мои извинения или нет, но нам в любом случае придется лечь под одним одеялом. Поэтому давай немного поспим, а взаимные оскорбления отложим до утра.
– Буду ждать с превеликим нетерпением.
Пока Ревна промывала ноги, Линне сделала в их убежище из снега постель. Ампутированные ступни пилота по-прежнему зудели и горели, и чем дольше девушки здесь пробудут, тем будет хуже. Не обмолвившись больше ни словом, они расстелили плащ-палатку, легли рядышком и накрылись одеялом. Ревна вспомнила, как мама когда-то клала ей на затылок ладонь, а между ними уютно сворачивалась калачиком Лайфа. Тогда мама ею гордилась. А теперь?
В Интелгарде им читали курс выживания, но через полчаса Ревна решила, что они неправильно обустроили убежище. Ее зубы словно примерзли к губам. Она попыталась согреть руки искрами, но они покрылись сухой коркой, пульсировали болью, и от дальнейших попыток, в конце концов, пришлось отказаться. Может, оно и к лучшему, у нее не было желания подпалить одеяло и случайно сжечь дотла Линне. Кто тогда поведает Союзу их историю?
Боль в мышцах перекинулась на кости. Ревна накрыла нос кончиком одеяла и надела на глаза очки, вновь разодрав ранки от порезов. С каждым вздохом ей казалось, что холод сжимает в кулак свою ледяную руку и лупит ею
