– Но ты бы не выстрелила в него, – заключил Хейден.
Я покачала головой:
– Сомневаюсь, что я решилась бы на такое.
До больницы оставалось совсем немного. Хейден сжал мне руку. Даже зная, что брат без колебаний убил бы меня, зная о его жестоком и наплевательском отношении ко мне, я бы не смогла выстрелить в своего последнего близкого родственника.
– Понимаю, – ответил Хейден.
Больше он не произнес ни слова. Мы подошли к двери больницы. Не выпуская моей руки, Хейден открыл дверь, пропустил меня вперед и сам вошел следом. Я чувствовала, что он напряжен. В больнице было шумно, стоял гул голосов. Чем ближе к месту, где Докк возился со своими пациентами, тем отчетливее становились возбужденные голоса. Пациентов было всего пять, с ранами разной степени тяжести. Докк сновал между ними. Хейден вдруг напрягся еще сильнее и зарычал. Я перехватила его сердитый взгляд. В углу, на койке, неподвижно лежал тот самый избитый, окровавленный грейстоунский парень.
– Хейден.
Я попыталась утихомирить его злость и слегка дернула за рукав, пытаясь увести в другой конец помещения. Но Хейден будто прирос к месту.
– Хейден, – повторила я.
Хейден вперился взглядом в своего недавнего противника. Грудь парня медленно поднималась и опускалась, но лицо было разбито до такой степени, что я не знала, переживет ли он ночь. Докк занимался своими людьми и к нему не спешил.
– Грейс, я не могу спокойно на него смотреть, – признался Хейден.
– Можешь. Он меня не покалечил.
– Дело не в этом, – процедил сквозь зубы Хейден.
– Хейден, посмотри на меня, – спокойно, но твердо попросила я. Он с неохотой повернулся ко мне. – Клянусь тебе: я совсем не пострадала. Пожалуйста, не думай об этом. Давай займемся твоей рукой.
Чувствовалось, в уме Хейдена и сейчас еще прокручиваются эпизоды поединка. Глаза из-под насупленных бровей смотрели зло и напряженно, дыхание было чаще обычного. Я крепко сжала его руку и потянула к себе, надеясь уговорить пойти со мной. Хейден нехотя подчинился и позволил увести себя в другой конец, где стояла единственная койка. Стеллажи и шкаф с лекарствами отгораживали ее от остального помещения.
– Садись, – велела я, подводя Хейдена к койке.
Он все с той же неохотой сел. Чувствовалось, он на пределе.
– Я сейчас принесу все, что нужно.
Хейден молча кивнул. Я покинула закуток. Увидев меня, Докк приветственно махнул рукой. Он заканчивал накладывать швы на чью-то рассеченную бровь.
– Ну вот и все, – сказал он пациенту. – Можешь идти домой.
Я мельком оглядела четверых оставшихся пациентов. Серьезно раненных среди них не было.
– Докк, моя помощь требуется? – спросила я, роясь в шкафу в поисках хирургической иглы.
– Лучше займись раной Хейдена, – посоветовал Докк. Он уже возился со следующим пациентом. – С этими я и сам справлюсь.
Я набрала все, что требовалось, и с полными руками вернулась к Хейдену, стараясь не смотреть на избитого грейстоунца.
Раненое предплечье Хейдена и кожа вокруг раны покрывала ярко-красная твердеющая корка, но кровь продолжала сочиться. Хейден все так же сидел молча. Наши глаза были почти на одном уровне. В темноте его состояние внушало мне меньше опасений, но сейчас, посмотрев на него при свете, я занервничала. Губы Хейдена почти побелели. Свалив принесенное на койку, я коснулась его запястья и прощупала пульс. Как я и ожидала, пульс был учащенным.
– Ты потерял много крови, – встревожилась я.
– Пустяки, – упрямо буркнул Хейден.
Не тратя времени на спор с ним, я приготовила все необходимое. Достав марлевую салфетку, я щедро плеснула на нее дезинфицирующим раствором и уже собиралась приложить к ране. Только сейчас я обратила внимание на его грязную, изорванную рубашку.
– Рубашку сними.
Хейден не спорил и даже не отбрыкивался от моей помощи. Я потянула рубашку вверх, обнажив его мускулистый живот. Хейден вытащил здоровую руку из рукава, после чего я помогла ему снять рубашку через голову, освободив раненую руку. На груди, в нескольких местах, темнели кровоподтеки, на которые он даже не взглянул.
Хейден молчал, напряженно следя за каждым моим движением. Этот взгляд я чувствовала кожей, когда подносила салфетку к ране. Воздух вокруг нас трещал от напряжения, но этого я старалась не замечать.
– Будет немного жечь, – предупредила я, мельком взглянув на Хейдена.
– Пусть, – только и ответил он.
Я приложила мокрую салфетку к раненому месту, удаляя грязь и засохшую кровь. Хейден, конечно же, чувствовал жжение, но продолжал сидеть молча и ни разу не дернулся. Очень скоро белоснежная марля стала темно-красной. Мне понадобилось еще четыре салфетки, прежде чем я сочла дезинфекцию удовлетворительной. Порез оказался на удивление ровным, что облегчало мне задачу. Зашивать рваные, зигзагообразные раны куда сложнее.
Совсем недавно я вот так же промывала его раны. Но тогда все ограничивалось содранной кожей на костяшках и несколькими мелкими порезами.
– Ты как себя чувствуешь? – спросила я.
– Нормально.
Я потянулась за пузырьком и шприцем.
– Это что за лекарство? – насторожился Хейден.
– Лидокаин. Местное обезболивающее. Тебе будет легче, когда я начну накладывать швы.
– Побереги, – замотал головой Хейден, протягивая ко мне здоровую руку.
– Но, Хейден…
– Пойми, это редкое средство, – гнул свое мой пациент. – У нас его мало осталось.
– Понимаю…
– Вот и не трать на меня.
– Но…
– Не трать это лекарство, – твердо повторил он.
Хейден забрал у меня пузырек и положил с другой стороны, чтобы я не дотянулась.
– Обойдусь без анестезии. Вместо нее мы просто будем разговаривать.
Я сокрушенно вздохнула. Хейден и так постоянно забывал о себе. Мог бы хотя бы раз не терпеть боль. Он вполне этого заслуживал. Но ведь нет же. Я выразительно выпучила глаза. Это не подействовало. Он упрямо качал головой.
– Будь по-твоему, – проворчала я.
Я взяла тонкую иглу и хирургическую нить, стараясь ничего ею не задеть.
– Вот и прекрасно, – удовлетворенно изогнул брови Хейден.
Я изобразила шутливое недовольство и приготовилась наложить первый стежок.
– Раз, два, три.
Игла прошла сквозь кожу, таща за собой нитку. Порез был слишком глубоким; тут одним сшиванием кожи не обойдешься. Придется накладывать два слоя швов, изнутри и снаружи. Я видела, как напряглась рука Хейдена, почувствовавшая иглу, но он снова не проронил ни звука и не пожаловался. Я успела наложить четыре шва, прежде чем Хейден подал голос.
– Ты не помнишь, кто обещал говорить со мной? – игриво спросил он.
Не отрываясь от работы, я лишь покачала головой и усмехнулась:
– Прошу прощения… Какие у тебя ощущения в других местах? Только не ври.
– Нормальные, – не задумываясь, ответил Хейден.
Я с меньшей осторожностью проколола ему кожу, получив первый отклик. Хейден зашипел.
– Я же тебе говорила: не ври.
– Понял, женщина, только не заколи меня, – проворчал он. – Честное слово, я нормально себя чувствую. Руки бы только вымыть…
– Насчет рук согласна. А что скажешь про ребра?
– Подумаешь, несколько синяков. Угрозы для жизни нет.
– Ты уверен? – уже без шуток спросила я.
Хейден очень не любил признаваться, что у него где-то болит, мне приходилось буквально вытягивать из него каждое слово.
– Уверен, – выдохнул он.
Я сделала
