В середине лестницы я как-то странно начала сползать вниз и вцепилась Доару в плечи. Перед мысленным взором вдруг мелькнула пугающая картина: мы двое, замотанные с макушки до пяток перевязочными бинтами, неподвижные, как мумии, лежим на соседних койках и вяло переругиваемся, кто виноват в полете с лестницы.
– Отпусти, пока мы оба целы. Клянусь, Доар Гери, если ты себе что-нибудь сломаешь, я не буду таскать тебя на закорках! Придется ездить в кресле.
– Не дрыгайся, – процедил он сквозь зубы. Он вовсе не злился, но, по всей видимости, говорить и подниматься с женщиной на руках, стремительно тяжелеющей с каждой преодоленной ступенькой, было непросто.
И ведь донес! Ввалился в покои, спиной толкнув дверь, дотащил до кровати. Мы вместе рухнули на покрывало в одежде, обуви и даже в пальто. Сил хватило только на то, чтобы скинуть намявшие ноги туфли, вытряхнуться из верхней одежды и вырубиться, уткнувшись лицом в подушку. Третью нашу ночь мы спали как убитые.
Я проснулась от странного волшебного чувства. За окном рассвело, холодную комнату заливал седой свет. Осторожно спустившись с кровати, на цыпочках я подобралась к окну. До подоконника не хватило жалкого шага, но я замерла, стараясь не потревожить спящего Доара. На улице шел долгожданный снег. Кружились крупные хлопья, землю накрывало мягким воздушным одеялом. Хотелось выйти наружу, танцевать под снегопадом, ловить ртом крошечные замерзшие кристаллы…
– Снег пошел, – вдруг услышала я за спиной хрипловатый голос Доара.
На талию легли мужские ладони, и от неожиданности я вздрогнула. Он прижался к моей спине сильным крепким телом, склонил голову, щекоча теплым дыханием.
– Нестерпимо хочу целовать тебя, Лисса, – вдруг тихо произнес он.
Я повернула голову и посмотрела в его лицо. Он ответил пытливым взглядом. Ни следа сна. Мгновение было сладким, тягучим, как патока, наполненным предчувствием неизбежной развязки. В Эсхарде ходит поверье, что пара, поцеловавшаяся в ту минуту, когда на землю опускается первый снег, никогда не расстанется. И мне нестерпимо хотелось целовать обнимавшего меня мужчину. Я мягко прижалась приоткрытым ртом к его губам.
Явь походила на сон. Доар не торопился, не позволял нам обоим, как безумным, сорвать одежды, нарочно сдерживал. Я согласилась с правилами. Демонстрируя мое нетерпение, за окном билась снежная стихия, кружились в хаотичном танце снежные хлопья.
– Тихо, Лисса, – усмехнулся он, заметив, что на улице начинается настоящая круговерть. – Ты засыплешь снегом долину.
– Весной растает, – прошептала я.
Реальность была наполнена осторожными движениями, мягкими касаниями, горячими ласками. Доар дразнил: медленно расстегивал пуговицы на моем платье, осторожно опускал покровы. Обнажил плечи, нашел губами крошечную родинку, чуть прикусил кожу, заставляя меня выгнуться. Я плохо помнила, как стаскивала с него рубашку, как с наслаждением прижималась губами к груди, а потом – снова к губам. Изгибалась, ластилась, как кошка, желающая сладких поглаживаний.
Воспоминания о первом разе остались странные: было больно, чуточку неловко, и меня оглушало осознание, что я делаю совершенно непозволительные вещи. Никогда не подозревала, какую в действительности сладость дарила физическая любовь. И вчера в тесной комнатушке Риорской академии чувства были иные: лихорадочные, яростные. Любовный акт, закончившийся полным провалом (в прямом смысле этого слова), походил на борьбу. Мы выплескивали напряжение, недовольство и тревогу. Ничего более. Сейчас все изменилось. Никаких мыслей в голове! Мы словно остались одни на белом свете, а вокруг кружил благословенный снег.
Задыхаясь от наслаждения, я сжимала в руках покрывало, кусала губы, а потом подушку. Принимала Доара полностью, жадно брала все, что он давал, не боясь, без колебаний. Я была ведомая, послушная его воле. Ни терзаний, ни робости, ни сомнений в том, что все происходящее – правильно. Мы вместе здесь и сейчас, а потом навсегда.
После абсолютно потрясающего завершения я трудом возвращалась в реальность. Тело наполняли нега и приятная усталость, мышцы ныли. Глаза Доара были по-прежнему затуманены, широкие плечи и грудь блестели от пота.
– Все хорошо? – тихо спросил он, осторожно убирая с моего лица белую прядь волос.
Я быстро облизала пересохшие губы и выдала, пожалуй, самую дерзкую фразу за всю свою жизнь:
– Доар Гери, с нашего последнего раза ты точно набрался опыта!
* * *– Что делается! – жаловался Эрл, подливая Доару горячий тэй. – Вы спали и не видели, уважаемые риаты, но утром пошел снег. Кружился себе, мягонький такой, а потом как началась метель! Даже окна залепило. И бах! Все закончилось. Никогда такого не видел.
От неловкости я боялась поднять глаза и с заинтересованностью, достойной огромного лобстера, разрезала на тонкие ломтики кусочек сыра.
– Долину занесло? – нейтральным тоном спросил Доар, но я буквально чувствовала насмешливый взгляд.
– И это еще одна странность. Занесло только нас и еще особняк напротив. На соседней улице уже и снег растаял, а у нас вон сугробы насыпало. Надо чистить?
– Надо чистить, – с самым серьезным видом согласно кивнул Доар и немедленно обратился ко мне: – Аделис, ты же хорошо управляешься со снегом. Может, поможешь?
– Возьмем лопаты и прокопаем дорожки? – стрельнула я нехорошим взглядом.
– Я вообще о магии. Ты же не только стены умеешь замораживать.
Я многозначительно изогнула бровь, намекая, что Доар несколько попутал берега. Но, откровенно сказать, чувствовала я себя лучше сытой кошки, поэтому по-настоящему злиться не выходило.
– Снег весной растает, – напомнила я. – И вообще, зима в этом году будет снежная, а весна полноводная. Я тебе как маг говорю.
– Хорошо, – шутя, поднял руки Доар, – если эсса утверждает, что наш особняк засыплет до крыши, то кто я такой, чтобы спорить. Мне интересно, летом-то что будет происходить?
– До лета дожить сначала надо, – намекнула я, что если кое-кто не перестанет смущать девушку, то вряд ли доживет до тепла в телесной целостности.
– Аделис, вы чувствуете, какая погода будет зимой? – заинтересовался Гаэтан. – И как же? Нас ждут морозы?
– Не знаю насчет морозов, – ввернул Доар, – но снега точно будет много. Уверяю вас, мастер Гаэтан, очень, очень много…
В следующий момент он положил в рот кусочек мясного пирога, но пришлось грызть ледышку. В назидание! Пусть понимает, что дразнит женщину, умеющую замораживать не только стены в холле.
– Никогда в жизни не ел ничего вкуснее, – ухмыльнулся Доар.
– Обязательно передам нашему повару, – охотно пообещал Эрл. Лакей вообще с самого утра вел себя исключительно услужливо. Видимо, после сюрприза с Веронией опасался лишиться места.
Через некоторое время в особняке появился Якоб и немедленно высказал недоумение, мол, на его стороне долины снег растаял, а у нас завалы, будто на дворе праздник смены годов. Сговорились они, что ли? Гордо проигнорировав насмешливый комментарий Доара (не понимаю, он от самодовольства лопался?), я устроилась за узеньким столиком в углу кабинета и с непроницаемым видом принялась стучать по столешнице, выравнивая стопочку писчей бумаги.
Из холла доносились неясные вопли Гаэтана, скандалившего с идэйцами. Подозреваю, что разнорабочие
