– Над чем ты корпишь? – вдруг в тишине прозвучал голос Доара.
Оказалось, что он внимательно наблюдал за моими «творческими муками».
– Пишу в Эсхард, – туманно пояснила я, не понимая, почему в его присутствии не повернулся язык упомянуть матушку.
– Много написала?
– Не то чтобы много…
На листе тянулась единственная мелкая строчка: «Светлых дней, мама».
– Прогуляемся? – вдруг предложил Доар. – Как ты относишься к конькам?
– Сдержанно, – настороженно отозвалась я, следя за тем, как он приближается.
– Зато я люблю с детства.
– Пруды еще не замерзли, – отозвалась я.
– Разве это проблема? – ухмыльнулся Доар.
– Если я заморожу пруд в городе, то расстрою рыбаков. Они, может, еще ходят с удочками и… это… добывают пропитание.
– В Восточной долине пропитание добывают разве что городские голуби, – ухмыльнулся Доар.
– Вот! – чопорно кивнула я. – Не будем расстраивать голубей.
– На прудах живут утки, – заметил он. – И они уже улетели в Сафрий.
Проклятье! Утки, что с вами? Было сложно подождать?
– Думаешь, что я совсем ничего не понимаю в естествознании? – закатила я глаза. – Уверяю тебя, стражи обрадуются появлению катка еще меньше, чем утки и голуби, вместе взятые.
– В нашем парке за домом есть пруд, – объявил Доар. – Не знала?
Ради всего святого, откуда мне знать, что в парке за особняком имеется пруд или хотя бы лужа? Есть деревья – и слава светлым богам. Я из дома-то выходила с единственной целью – потратить побольше шейров, чтобы довести мужа до развода.
– Риат Гери, но за время вашего отсутствия накопилась масса важных дел! – воспротивился секретарь.
– Дела подождут, – сухо отозвался он.
Когда мы, прихватив коньки, направились в сад, охрана напряглась. Один из стражей двинулся следом, но был остановлен коротким приказом и проводил нас ошалелым взглядом (я оглянулась, чтобы проверить, и точно знаю, что проводил). Решимость Доара погонять по льду с ветерком не умерило даже то, что сугробы таяли и под ногами хлюпала ледяная жижа. Впору плавать, а не кататься на коньках. Пока мы добрались до милого прудика с «побеленными» берегами и жалко торчавшими из-под тяжелого снега кустиками, у меня насквозь промокли башмаки.
В темной поверхности пруда, как в зеркале, отражалось серое небо и остовы заснувших на зиму деревьев. Тянулся прочный мосток с узкими перилами и парой ступенек для удобного спуска в воду.
– Рыба в пруду есть?
– Лягушки есть точно, – с сомнением ответил Доар и тут же полюбопытствовал: – Хочешь заняться зимней рыбалкой?
– Думаю, сколько шансов, что оттают по весне.
– Эсса Хилберт, ты уж постарайся не превратить мой пруд в большую кастрюлю с рыбным супом, – с иронией попросил он.
Спустившись на узенькую ступеньку, я прикоснулась к ледяной воде и призвала стихию. От кончиков пальцев по спокойной глади потекла, зазмеилась серебристая магическая лента. Вода начала стремительно замерзать. Спустя короткое время поверхность покрылась прочной толстой коркой льда, сохранилась лишь крошечная вымоина в том месте, где я дотрагивалась до воды. Впрочем, стоило убрать руку, как она мгновенно затянулась.
– Ваш каток готов, риат Гери.
Пока я замораживала пруд, Доар с помощью кожаных ремешков успел пристегнуть к сапогам длинные изогнутые на конце лезвия. Коньки размером поменьше протянул мне:
– Давай помогу.
– Ни за что, – с чувством отказалась я.
– Сама?
– Я ни за что не надену это пыточное устройство себе на ноги! Однажды я пыталась кататься на коньках. Все закончилось плачевно.
– Для коньков или катка? – с иронией уточнил он.
– Для моей гордости. Так что, риат Гери, вы можете художественно скользить в радиусе десяти шагов, а я на мосточке послежу.
– Я думал, что эссы любят зимние развлечения.
– Любят, если эти развлечения не грозят переломанными лодыжками, – чопорно отозвалась я и едва не сверзилась с мостка, когда Доар с поразительной скоростью и ловкостью отъехал на запрещенное расстояние.
– Лед отличный! – вернулся он. – Давай, Аделис, не бойся. Ты же эсса, вы ничего не боитесь.
– Ошибаешься, помереть на катке мы очень даже боимся.
– Лед – твоя стихия!
– Вот именно. Я столько вырезала фигурок изо льда, что он точно захочет мне отомстить.
Страшный человек уговорил меня пристегнуть лезвия и спуститься на гладь замерзшего пруда. Лед я умела морозить замечательный: гладкий, крепкий и, как оказалось, очень скользкий. Я чувствовала себя коровой на этом самом замечательно гладком льду! Вообще эссы славятся идеальной осанкой и грацией, но никто нас (меня точно) не учит держать спину ровно или хотя бы равновесие, когда земля уходит из-под копыт. В смысле ног. Взвизгнув, я принялась размахивать руками и выпятила зад.
– Держись, Аделис! – Доар стремительно приблизился ко мне, схватил в охапку, не позволяя приземлить пятую точку и прекращая отвратительные кульбиты, позорящие имя благородных эсс.
– Светлые боги, поняла! – проворчала я. – Ты специально решил устроить свидание на катке, чтобы от меня избавиться! А что? Свернула шею, сама виновата.
– Нет. – Он белозубо улыбнулся. – Я выманил тебя на лед, чтобы сделать это…
Губы накрыли мои в теплом поцелуе. И лучше бы мы целовались в нашей спальне, потому как на замороженном пруду у меня расползлись ноги. Я ухнула вниз.
– Матушку твою, Доар Гери!
Через час мне удалось проехать торжественный круг, не хватаясь за руку Доара. Я осмелела настолько, что даже один раз оттолкнулась коньком, чтобы набрать скорость. Расставила в разные стороны руки, изображая птицу.
– Доар, я еду! Смотри!
Но я-то, недобитая белая ворона, ехала, а коньки останавливаться не торопились.
– Проклятье, не смотри! Я падаю…
Не знаю, что пошло не так, но мягко усесться не получилось. Перед глазами мелькнули краешек неба, верхушки деревьев, и я бы обязательно кувыркнулась на спину, если бы Доар не успел меня подхватить.
– Лисса, ты в порядке?
– Обожаю зиму, – слабо отозвалась я. – Не смей меня ронять!
– Не бойся, я очень крепко тебя держу, – заверил он и вдруг добавил совершенно иным, серьезным и проникновенным голосом: – Обещаю, Аделис, я всегда буду очень крепко тебя держать.
– Даже если я снова заморожу холл.
– Даже если ты заморозишь половину дома, – улыбнулся он, но тут же оговорился: – Хотя искренне рассчитываю, что ты не будешь этого делать. Гаэтан обрадуется до разрыва сердца и перевезет в наш особняк своих учеников.
С легким сердцем мы вернулись домой. Пока отряхивались от снега, беззлобно ворча и огрызаясь, возле ворот остановился наемный экипаж. Доар подал знак охране, чтобы впустили нежданного гостя, нагрянувшего без предупреждения. Карета вкатила на мощеную площадь, только-только расчищенную дворником. Слуги открыли дверцу, и с высокомерным видом истинной эссы из
