— Глупый вопрос, — улыбнулся Кйорт, — глупее может быть ответ «Да, выжил», но так и быть — да, выжил.
Элуран рассмеялась. Нежно взяла обеими руками лицо ходящего и развернула к себе, ближе к свету.
— Это последние. Не думаю, что они когда-нибудь исчезнут.
— Это все равно.
— Ну вот. Теперь можешь идти, — Амарис закончила перевязку, вытерла руки полотенцем и отошла в сторону. — А что, все ходящие такие?
— Какие?
— Ну, будто стальной брусок скребли гвоздодером.
— Я не лучший из своих. Есть сильнее, ловчее, быстрее, если я верно понял твой вопрос. Но если ты про отметины, нам все равно. Если кто-то оставляет тебе на память лишь шрам, значит, ты снова оказался лучше. След не имеет значения. Это лишь урок на будущее. Урок, который тем крепче, чем он дольше напоминает о себе.
Кйорт оделся, закинул на плечо аарк, взял со стола вяленого мяса и направился к выходу.
— Ты куда-то собрался? — обеспокоенно спросил Арлазар.
— Да, — коротко ответил ходящий.
— И?.. — Амарис напряглась.
— Спасибо за перевязку.
Ходящий остановился, будто что-то обдумывая, затем, приняв решение, снял с пояса уменьшенную копию меча в таких же черных ножнах и положил на край стола.
— Не нужно идти за мной. И беспокоиться не нужно. К вечеру я вернусь, — сказал он и вышел.
— И мы… Арлазар? — Амарис взволнованно глянула на эдали.
— Пусть идет. Он вернется, — успокоил девушку зверовщик. — Он оставил нам то, с чем не расстался бы никогда, не собираясь вернуться.
— Ты уверен? — Амарис прислушивалась, как снаружи радостно фыркает конь.
— Совершенно. И идти за ним не надо. Займемся делами.
К вечеру все было готово. Стояли тщательно собранные седельные сумки и дорожные мешки. На столе лежали мечи, лук, стрелы, несколько ножей, пара больших мотков крепкой веревки с узлами, кошки, крюки, ледорубы и другая необходимая в переходе через горы утварь. Амарис и Арлазар сидели за столом, попивая душистый травяной чай, а Ратибор с большой кружкой того же напитка устроился в «ласточкином гнезде». Зверовщик и элуран вяло беседовали. Солнце уже золотило верхушки деревьев, а ходящего все еще не было. Напряженное ожидание буквально висело в воздухе.
— Он точно приедет, — Арлазар налил чай в небольшую глиняную тарелочку и пил из нее.
— Ты так уверен? — элуран постукивала по столу пальцами.
— За этой штукой он вернется из могилы, — эдали указал на кинжал в черных ножнах, к которому за весь день никто не притронулся.
— Может, посмотреть, где он? — настаивала девушка.
— Даже не подумаю, — отрезал Арлазар.
— Но тебе же это ничего не стоит.
— Откуда тебе знать? — скривился эдали. — Ты приняла заражение. Я нет.
— Меня, в общем-то, и не спрашивал тот аргосец, который уже в мыслях волок к себе в пещеру. Так вышло. Мне пришлось.
— Бывает, — Арлазар в сотый раз бросил быстрый взгляд за окно, будто ожидал, что увидит за ним ходящего скорее, чем сидящий в «ласточкином гнезде» Ратибор. — И что же тебе никто не помог? Родители, например?
— Это случилось в их отсутствие. Вернее, в мое отсутствие. Да я и не жалею. Это ощущение силы и возможностей, когда кровь вскипает, вспыхивает огнями, горячит сердце и разум. Можно полностью отдаться животной страсти, ощутить свободу, небывалую остроту чувств, а можно стать лишь частью оружия, оставаясь собой, — пальцы на руке напряглись, выпуская острые звериные когти. — Я и так могу распотрошить любого, — глаза стали кошачьими. — И видеть в темноте не хуже зверя, оставаясь собой. Это волшебное ощущение.
— Да. Я слышал. Много бедняг, которые после обращения не смогли вернуться к первоначальному виду, говорили так же. Некоторых мне пришлось умертвить.
Амарис нахмурилась, но зверовщик продолжил:
— Нет, вовсе не по приказу. Лишь из сострадания. Я могу это сделать так же легко, как и с любым зверем. Безболезненно и мгновенно. А люди, изловив оборотня, будут терзать его днями, чтобы затем сжечь на медленном огне. Так что лучше уж так.
— Может, ты и прав, — согласилась элуран. — И ты так сможешь с любым… из нас?
— С тем, кто впустил в себя сущность зверя, смогу. Таков мой дар. Такова способность любого зверовщика с кровью эдали. Меня даже побаивались. Но только если жрец или жрица обратится, — поспешно добавил он, заметив испуг на лице Амарис.
— И даже Эртаи? — с напускным весельем и беззаботностью спросила элуран.
— Нет. Тут я бессилен.
— Но разве обретение тотема тебе бы помешало?
— А ты как думаешь?
— Я не знаю, — пожала плечами Амарис. — Я никогда не встречала настоящего зверовщика. А жрецы или оборотни… Кто-то может усмирить волка, кто-то медведя. Но никто из тех, что я видела, не может и того и другого в достаточной мере.
— Зверя, подобного себе, сможет контролировать лишь тот, кто кровью отравлен чуждой, — произнес эдали. — А я могу кого угодно. На расстоянии в двести-триста шагов. И поверь мне, это горячит кровь не меньше, но только застрять в чужой личине мне не грозит…
— Зато я слышу лучше, — Амарис поднялась, — и мне для этого не нужно впадать в прострацию. Приближается всадник.
Короткое «Едет», раздавшееся сверху, подбросило Арлазара, как катапультой. Они выскочили во двор и поспешили отворить ворота.
Ходящий был мрачен. Казалось, что он успел соткать себе плащ из огромной тучи и теперь прятал голову в его черный капюшон. И хоть внешне он был не ранен, но его лицо заставило встречающих волноваться еще больше.
— Что случилось? — сдержанно спросил Арлазар, терпеливо выждав, пока йерро молча спешится и расседлает коня. — Кйорт, в чем дело?
Вместо ответа ходящий сунул в руку Арлазару несколько черных сухих веток.
— Что это? — зверовщик недоуменно повертел ветки в руке.
— Это конец, — выдохнул йерро. — Это черный плющ.
— Черный плющ?
— Эллоаро был прав. Немолчание распадается, — тихо ответил Кйорт. — Скоро все будет кончено.
[1] Что за дерьмо? (йеррук)
15-2.
15.
С того самого момента, как было объявлено решение Созыва, прошло семнадцать дней. И два дня с момента его официального коронования. И уже казалось, что жизнь в Алии течет, как раньше, неторопливо и уверенно. Однако Марк мрачнел день ото дня, подолгу стоял на башне и о чем-то мучительно размышлял. Глупо было на второй день после вхождения на престол ожидать от него кардинально новых законов и указов. Но он не издал ни единого, даже самого ничтожного. Те, кто ждал кипучей деятельности, лишь пожимали плечами и успокаивали себя мыслью, что герцог Марк Ирпийский пребывает в задумчивости не зря.
Гиллада была суетлива, как море под легким бризом. Суматошно, но радостно встречала она приезжих и провожала отъезжающих. Черные флажки давно были убраны, а вместо них
