— Готов поклясться… — начал герцог, но кардинал снова его прервал.
— Вскоре прибудет мой посыльный. А вы начинайте готовиться к Созыву, — резко ответил пресвитер.
— Ваше Высокопреосвященство, — всплеснул руками герцог, — эта птица. Она…
— Она лишь вестник, — коротко ответил кардинал.
— Но как вы собираетесь? Ни ядом, ни стрелой не выйдет.
— Думали над этим? — усмехнулся кардинал. — Не беспокойтесь. Я же говорил, это не ваша забота.
Грюон повернулся спиной к герцогу, всматриваясь в далекие облака.
— Можете быть свободны, Марк Ирпийский. Вечером вас ждет датура, а сейчас мне надо остаться одному.
19.
19.
Дорога в Фонте была прекрасно ухожена и даже вымощена дорожным камнем. И все потому, что раз в год Эна Мно Справедливая выбиралась со всей свитой на богослужение в святое место — аббатство Фонте, в котором, по легендам, дважды ночевал Прощающий Грехи. Выехав засветло из Гиллады — столицы Алии, кавалькада неспешно продвигалась к аббатству. Повозка королевы была огромна и изящна одновременно. Стальные обода широких колес поблескивали в лучах полуденного солнца. Искусная резьба на стенках и дверках была тщательно украшена позолотой и драгоценными камнями. Внутри же стены были задрапированы бархатными занавесями, а пол уложен шелковыми подушками, шитыми золотыми и серебряными нитями. Под потолком повозки резвились несколько канареек в золотой клетке. Помимо самой королевы, которая по случаю облачилась в рубище, оставив свои наряды в королевских покоях, в повозке были три фрейлины, личный лекарь, он же главный юстициарий королевы Берг Конфлан — седовласый старик с юношески ярким взглядом, и несколько борзых, которые время от времени поднимали головы с перекрещенных лап, оглядывали окружающих и снова пробовали заснуть. Был также шут, который развлекал путников смешными гримасами и ужимками. И всю эту махину тащила восьмерка мулов, которых на трудных участках, в гору или по грязи, меняли на волов. Те двигались еще медленнее, но зато вселяли уверенность, что любое бездорожье или гора будут преодолены. Помимо королевской повозки в караване было несколько телег с провизией, личным поваром королевы и десятком поварят и с два десятка придворных, которые оделись в теплые рясы и тянулись за обозом пешком, ступая босыми ногами по грубым камням. Несколько лет назад королева, которая была богобоязненна, и сама шла бы вместе с ними, но возраст уже был не тот. К тому же личный лекарь уверил ее, что угоднее Небу будет, если королева все-таки воздаст молитвы в храме, добравшись до него, нежели окоченеет в пути. Но придворные все же хотели угодить своей правительнице, потому стоически терпели все тяготы такого перехода. Во главе шествия двигались клирики, которых возглавлял Бенегер Женуа — архиепископ Гилладский, они несли святые дары аббатству. Между ними и повозкой шли юноши и девушки. Юноши размахивали кадилами, а девушки разбрасывали цветочные лепестки. Также королеву сопровождала сотня кавалеристов, обеспечивающих безопасность. И это было не лишним. За кавалькадой тянулась вереница простолюдинов и буржуа, а вдоль дороги, особенно на съездах в храмы, которые встречались по пути (а было их ровно три), собирались бесчисленные толпы людей, которые приветствовали монархиню.
К вечеру шествующие увидели резной портик аббатства. Королева отпустила измученных придворных и даровала разрешение епископу со всей свитой удалиться восвояси. Ее встречал приор аббатства Жиль Тулон.
— Приветствую вас, Ваше Величество, — восторженно всплеснув руками, произнес он. — Да славится королева и имя ее! Пусть боги примут ваши молитвы и снизойдут благодатью. Мы уже приготовили келью, в которой вы сможете остаться наедине с Живущими Выше и молитвой.
— Благодарю тебя, отец, — произнесла Эна, — но сначала я хочу сойти в склеп, в котором ночевал Прощающий Грехи, и помолиться там.
— Мы приготовили его тоже. Украсили и поставили алтарь, как и во все года, — склонился в поклоне Жиль. — Никто не потревожит вас. Вот бы все монархи были столь же чисты и телом, и помыслами, как вы, Ваше Величество.
Тулон поцеловал рукав рубища, в которое была одета королева.
Эна Мно прошла под мрачными, постаревшими сводами, от которых уже пахло временем, и спустилась по узкой лестнице в склеп. Четверо солдат на протяжении всего пути шли рядом с королевой. Двое впереди, двое позади. Дойдя до дверей склепа, они заглянули внутрь, зашли, внимательно осмотрели все закутки, заглядывая даже под скамьи и пробуя каждую подозрительную щель в каменной кладке пальцами, и, убедившись в безопасности, вышли. Эна поблагодарила солдат и прошла внутрь, плотно притворив за собой тяжелую дверь. Жиль Тулон не преувеличил: склеп был тщательно прибран и освещен сотней свечей. Посреди стоял обычный переносной деревянный алтарь, богато украшенный цветами. Перед ним — низкая скамья с мягкой подушкой. Рядом на резном столике стояла глубокая миска со святой водой, дымились веточки благовоний. Сквозь высокие, но узкие оконца отдушины у самого потолка струился бронзовый закатный свет.
Королева низко поклонилась алтарю, подошла к нему и, опираясь руками о скамью, встала на подушку коленями.
— Тебе, Всепрощающий Грехи наши, Благому и Единому, исповедуюсь, — зашептала она, — тебе вопию и припадаю, Всепрощающий, даруй ми силы, даруй ми слезы растроганности, Единый и Милостивый, яко да ими тебя умолю, очиститься, прежде смерть настигнет ми от греха всякого…
За спиной послышалось тихое покашливание. Королева вздрогнула и в гневе обернулась, осипла и обмякла. Перед ней стоял незнакомец. Невысокий, крепкий, в черных одеждах. Большего королева не могла разглядеть, так как, несмотря на множество свечей, глубокая тень скрывала его.
— Простите, что прервал, Ваше Величество, — в голосе слышалось фальшивое почтение. — Но теперь, думаю, вам надлежит молиться иной молитвой, потому что грехи ваши уж никто не успеет отпустить.
Говоря это, незнакомец поднял крепкий толстый засов, лежащий недалеко от входа, и вогнал его в железные дверные скобы.
— Кто ты? — властно произнесла королева и поднялась, придя в себя от неожиданности.
То, что этот человек не мог бы войти в склеп через дверь, не подлежало сомнению, как и то, что иного входа сюда не было.
— Это не имеет никакого значения, — чужак присел на скамью около двери. — Единственное, что вас сейчас должно беспокоить, это уйдете ли вы отсюда своими ногами.
Королева вздрогнула:
— И ты осмелишься?
Ее голос зазвучал резче и громче, чего нельзя
