Я все же выказала слабость: меня потом вырвало.
Одной из мишеней была Анита. Почему ей назначили умереть? Видимо, даже после палаты «Исполать» она ответила не «да», а «нет». Вероятно, предпочла простой выход. Но на самом деле я понятия не имею почему. Быть может, все было проще простого: ее не сочли полезной режиму, а меня сочли.
Сегодня утром я проснулась часом раньше, дабы перед завтраком уделить несколько мгновений тебе, мой читатель. Я тобой отчасти одержима – у меня нет иных конфидентов, ты мой единственный на свете друг, ибо кому еще я могу сказать правду? Кому еще мне доверять?
Впрочем, негоже доверять и тебе. Кто скорее всего предаст меня в конце? Я буду валяться, всеми позабытая, где-нибудь в паутинистом углу или под кроватью, а ты тем временем станешь шляться по пикникам и танцам – да, танцы вернутся, трудно давить танцы до бесконечности – или по свиданкам с теплым телом, что гораздо привлекательнее пачки крошащейся бумаги, коей обернусь я. Однако я заранее тебя прощаю. Некогда я и сама была такой – губительно подсела на жизнь.
Отчего я говорю о тебе так уверенно? Быть может, ты не явишься вовсе: ты – желание, возможность, фантом, не более того. Посмею ли промолвить? Надежда. Уж надежда-то мне не запрещена? Полночь моей жизни пока не наступила; колокол еще не прозвонил, и Мефистофель не явился стребовать плату за нашу сделку.
Ибо сделка была. Ну а как же без нее? Только сделку я заключила не с Дьяволом – сделку я заключила с Командором Джаддом.
Моя первая встреча с Элизабет, Хеленой и Видалой состоялась назавтра после испытания убийством на стадионе. Нас завели в один из гостиничных конференц-залов. Все мы тогда выглядели иначе – моложе, подтянутее, не такие заскорузлые. Я, Элизабет и Хелена были в вышеописанных бурых власяницах, но Видала уже облачилась в униформу – не униформу для Теток, придуманную позднее, а в черную.
Нас ждал Командор Джадд. Сидел, естественно, во главе конференц-стола. Перед ним стоял поднос с кофейником и чашками. Наливал Командор Джадд церемонно и с улыбкой.
– Поздравляю, – начал он. – Вы прошли испытание. Каждая из вас – тавро, выхваченное из огня. – Он налил себе кофе, добавил молочного порошка, отпил. – Вам, вероятно, удивительно, отчего человек моего положения, добившийся немалых успехов в прежней прогнившей системе, действует таким вот образом. Уверяю вас, я прекрасно сознаю серьезность моих поступков. Некоторые назовут свержение беззаконного правительства изменой родине; несомненно, многие в подобных терминах рассуждают и обо мне. Теперь, когда вы присоединились к нам, остальные будут так рассуждать и о вас. Однако верность высшей истине – не измена, ибо пути Господни – не пути человека[42] и, уж несомненно, пути Господни – не пути женщины.
Видала наблюдала, как мы слушаем эту нотацию, и очень скупо улыбалась: то, что нам внушали, для нее уже было признанным кредо.
Я старалась не выдавать реакции. Это отдельное умение – не реагировать. Командор Джадд переводил взгляд с одного пустого лица на другое.
– Можете выпить кофе, – сказал он. – Ценный продукт, достать все сложнее. Грех отвергать то, чем Господь оделил возлюбленных Своих от щедрот Своих.
При этих словах мы подняли чашки, точно причащались этим кофе.
Он продолжал:
– Мы видели, к чему приводят чрезмерная расхлябанность, чрезмерная жажда материальной роскоши и отсутствие осмысленных структур, на которых строится сбалансированное и стабильное общество. Наш уровень рождаемости – по многообразным причинам, но главным образом по причине эгоистического выбора женщин – пребывает в свободном падении. Вы ведь согласны, что в хаосе люди всего несчастнее? Что правила и границы способствуют стабильности, а следовательно, и счастью? Пока все понятно?
Мы кивнули.
– Вы хотели сказать «да»? – Он указал на Элизабет.
– Да, – в страхе пискнула она.
Она была тогда моложе и еще красива – еще не дозволила своему телу разожраться. Мне с тех пор выпадали случаи отметить, что определенному типу мужчин доставляют радость издевательства над красивыми женщинами.
– «Да, Командор Джадд», – попенял он. – Почитаем звания.
– Да, Командор Джадд.
Через стол я чуяла ее страх; гадала, чует ли она мой. Страх – он пахнет едко. Разъедает.
«Она тоже одиноко сидела во тьме, – подумала я. – Ее тоже испытывали на стадионе. Она тоже заглянула в себя и узрела пустоту».
– Наивысшую пользу обществу принесет разделение мужского и женского поприщ, – посуровев тоном, продолжал Командор Джадд. – Мы наблюдали катастрофические результаты попыток сплавить эти поприща. Пока вопросы есть?
– Да, Командор Джадд, – сказала я. – У меня вопрос.
Он улыбнулся, но без теплоты:
– Задавайте.
– Чего вы хотите?
Он снова улыбнулся:
– Благодарю вас. Чего мы хотим конкретно от вас? Мы строим общество, которое согласуется с Божественным Замыслом, – город, стоящий на верху горы[43], свет народов[44], – и действуем мы из бескорыстной заботы и участия. Мы считаем, что вы с вашим высококачественным образованием прекрасно подготовлены, дабы помочь нам в окультуривании прискорбного множества женщин, ставших продуктом развратного и продажного общества, кое мы ныне упраздняем. – Он помолчал. – Вы желаете помочь? – На сей раз указующий перст отыскал Хелену.
– Да, Командор Джадд. – Почти шепотом.
– Хорошо. Вы все умные женщины. Ваши прошлые… – Он не захотел вслух произносить «профессии». – Ваш прошлый опыт познакомил вас с жизнью прочих женщин. Вы знаете, как они, скорее всего, думают, – или нет, позвольте перефразировать: как они, скорее всего, реагируют на раздражители, позитивные и не весьма позитивные. Поэтому вы можете оказать нам услугу – услугу, которая даст вам определенные преимущества. Мы рассчитываем, что вы станете духовными наставницами и воспитательницами – предводительницами, так сказать, – в рамках собственного женского поприща. Желаете еще кофе?
Он налил. Мы повозились, попили, подождали.
– Проще говоря, – продолжал он, – мы хотим, чтобы вы помогли нам организовать отдельное поприще, женское. В каковом целью будет оптимальный уровень гармонии, гражданской и семейной, и оптимальное количество потомства. Еще вопросы?
Элизабет подняла руку.
– Да? – спросил он.
– А нам надо будет… молиться и так далее? – спросила она.
– Молитва – общее дело, – сказал он. – Со временем вы поймете, как много у вас причин возносить хвалы высшим силам. Моя… э-э… коллега, – он кивнул на Видалу, – вызвалась заняться вашим духовным воспитанием, поскольку сама участвует в нашем движении с первых дней.
Повисла пауза – мы с Элизабет и Хеленой переваривали эту информацию. «Высшие силы» – это он кого имеет в виду? Себя?
– Я уверена, что мы в силах помочь, – в конце концов произнесла я. – Но это потребует немалых трудов. Женщинам так давно внушают, что они могут достичь равенства на профессиональном и общественном поприще. Они не обрадуются… – я поразмыслила в поисках слова, – сегрегации.
– Обещать им равенство всегда было жестоко, – сказал он, – ибо равенства они по самой своей природе достичь не могут. Мы уже приступили к милосердной работе по занижению их ожиданий.
Спрашивать о методах этой работы мне не хотелось. Примерно те же, какие применялись ко мне? Мы подождали, когда он подольет себе кофе.
– Вам, разумеется, придется разрабатывать законы и так далее, – сказал он. – Вам выделят бюджет, операционную базу и жилые помещения. Мы оставили вам студенческое общежитие в огороженном кампусе одного из бывших университетов, ныне нами реквизированных. Перестраивать там почти ничего не надо. Я уверен, вам будет
