Первые годы в Ардуа-холле такое будущее зачаровывало меня. Я по-прежнему была истой правоверной – верила если и не в Галаад во всей полноте, то по крайней мере в бескорыстное служение Теток. Но теперь уже колебалась.
С Агатой мы увиделись вновь только назавтра. Как и все новые Жемчужины, она просидела в часовне на всенощном бдении, за безмолвным созерцанием и молитвой. Затем ей предстояло сменить серебристое платье на бурое, какие носили мы все. Это не означало, что ей предначертано стать Теткой, – за новоприбывшими Жемчужинами пристально наблюдали, а потом распределяли их в будущие Жены, или Эконожены, или Послушницы, или, в некоторых прискорбных случаях, в Служанки, – но, находясь среди нас, они одевались как мы и еще носили крупную брошь искусственного жемчуга в виде новорожденного месяца.
Первое знакомство Агаты с обычаями Галаада вышло довольно суровым, потому что на следующий же день она присутствовала на Причастике. Ее, вероятно, шокировало зрелище двух мужчин, которых Служанки буквально рвут на части; порой оно шокирует даже меня, хотя за многие годы я это видела не раз. Служанки обычно такие смиренные – их ярость способна напугать.
Такие правила придумали Тетки-Основательницы. Мы с Беккой выбрали бы менее радикальный метод.
Одним из тех, кого ликвидировали на Причастике, был стоматолог доктор Гроув, некогда Беккин отец, приговоренный к смерти за изнасилование Тетки Элизабет. Ну, или почти изнасилование: я и сама с ним сталкивалась, так что мне было все равно. Как ни жаль признавать, я была рада, что его покарали.
С Беккой все было иначе. Доктор Гроув постыдно обходился с нею, когда она была маленькой, и простить его за это я была не в силах, а вот сама она была готова. Она была милосерднее меня – я восхищалась, но подражать ей не могла.
Когда доктора Гроува на Причастике разорвали на куски, Бекка упала в обморок. Кое-кто из Теток списал это на дочернюю любовь – доктор Гроув был злодей, но все же мужчина, и высокопоставленный мужчина. Вдобавок он был отцом, и послушной дочери надлежало его почитать. Но я-то знала: Бекка винила себя в его смерти. Она считала, что нельзя было рассказывать мне о его преступлениях. Я заверяла ее, что никому ее тайны не выдала, и она отвечала, что не сомневается во мне, но, должно быть, Тетка Лидия все равно как-то узнала. Так Тетки и прибирают власть к рукам: они все узнают. Все, о чем ни за что нельзя говорить.
Мы с Беккой вернулись с Причастики. Я заварила Бекке чаю и посоветовала прилечь – она еще была бледна, – но она сказала, что пришла в себя и все будет хорошо. Мы приступили к вечерним библейским занятиям, а спустя некоторое время в дверь постучали.
К нашему удивлению, на пороге стояла Тетка Лидия, а с ней новенькая Агата.
– Тетка Виктория, Тетка Иммортель, вы избраны для особой миссии, – сообщила Тетка Лидия. – К вам приписали нашу новейшую Жемчужину Агату. Она будет жить в третьей спальне – я так понимаю, там сейчас пусто. Ваша задача – всячески Агате помогать, объяснять ей наш уклад и служение Галааду. Вам хватит простыней и полотенец? Если нет, я пошлю, вам принесут еще.
– Да, Тетка Лидия, хвала, – сказала я.
Бекка повторила за мной. Агата нам улыбнулась – и умудрилась смешать в этой улыбке неуверенность и упрямство. Агата не походила на заурядную новообращенную из-за границы: как правило, они пришибленные либо рьяные.
– Добро пожаловать, – сказала я Агате. – Заходи, прошу.
– О’кей, – ответила она.
И переступила порог. Сердце у меня оборвалось: я уже поняла, что девять лет нашей с Беккой как будто безмятежной жизни в Ардуа-холле подошли к концу – грядут перемены, хотя я еще не постигала, сколь они будут мучительны.
Я сказала, что жизнь наша была безмятежна, но это, пожалуй, не совсем то слово. Она была упорядоченной, это да, хотя и несколько монотонной. Наше время было занято, но, странным образом, вроде бы не шло вперед. Меня приняли в Послушницы в четырнадцать лет, и с тех пор я, конечно, выросла, но не ощущала, будто сильно повзрослела. И у Бекки то же самое: мы словно застыли; законсервировались, как во льду.
Основательницы и старшие Тетки были очерчены резко. Все эти женщины формировались в догалаадскую эпоху, им на долю достались труды, от которых мы были избавлены, – если мягкость в них и была, эти труды отшлифовали ее и заточили до остроты. А нам не выпадало таких испытаний. Мы жили под защитой, мы не сталкивались с жестокостью бескрайнего мира. Мы пользовались благами, которые нашим предшественницам стоили жертв. Нам об этом беспрестанно напоминали и требовали благодарности. Но ведь трудно благодарить за отсутствие неведомо чего. Боюсь, мы не постигали в полной мере, до какой степени поколение Тетки Лидии закалилось в огне. Эти женщины умели быть безжалостными – не то что мы.
48Хотя мне и чудилось, будто время стоит на месте, я, конечно, менялась. Я уже не была той, кто впервые вошла в Ардуа-холл. Я стала женщиной, пускай и неопытной; тогда я была ребенком.
– Я ужасно рада, что Тетки тебя оставили, – сказала Бекка в тот первый день. И обратила на меня застенчивый взор.
– Я тоже рада.
– Я в школе всегда тобой восхищалась. И не только потому, что у вас было три Марфы и семья Командора, – сказала она. – Ты лгала меньше других. И была ко мне добра.
– Не очень-то я была добра.
– Добрее остальных, – сказала она.
Тетка Лидия позволила мне поселиться в той же квартире, где жила Бекка. Ардуа-холл был разделен на много квартир; на нашей была буква «В» и девиз Ардуа-холла: Per Ardua Cum Estrus.
– Это значит «через родовые муки с женским репродуктивным циклом», – сказала Бекка.
– Тут правда столько слов?
– Тут на латыни. На латыни красивее.
Я спросила:
– Что такое латынь?
Бекка сказала, что это стародавний язык, на котором уже никто не говорит, но девизы на нем пишут по-прежнему. Например, раньше у всего, что внутри Стены, был девиз Veritas – на латыни это значит «истина»[61]. Но потом слово вырубили из камня и закрасили.
– А как ты узнала? – спросила я. – Если больше нет слова?
– В Библиотеке Хильдегарды, – ответила Бекка. – Она только для Теток.
– Что такое библиотека?
– Это где хранят книги. Там их целые залы.
– Они греховные? – спросила я. – Эти книги?
В воображении мне предстал целый зал, битком набитый взрывчаткой.
– Те, что читала я, – нет. Те, что опаснее, хранят в Читальном Зале. Туда нужен специальный пропуск. А другие книги читать можно.
– Тебе разрешают? – изумилась я. – Ты просто приходишь и читаешь?
– Если есть пропуск. Кроме Читального Зала. Если пойдешь без пропуска, будет Исправление в подвале.
– Под каждой квартирой в Ардуа-холле, – сказала Бекка, – есть звуконепроницаемый подвал, раньше там, к примеру, на фортепиано играли. А теперь в квартире «Р» Тетка Видала проводила Исправления. Исправления – это такие наказания, если нарушишь правила.
– Но наказывают же на людях, – сказала я. – Преступников. Ну там – Причастики, или вешают и потом на Стену, чтоб все видели.
– Это да, – сказала Бекка. – Лучше бы их убирали побыстрее. В спальнях пахнет, меня тошнит. Но Исправления в подвале – это по-другому, это для нашей же пользы. Все, давай найдем тебе одежду, а потом выберешь имя.
Тетка Лидия и другие старшие Тетки составили список одобренных имен. Бекка сказала, имена эти – названия разных товаров, прежде они женщинам нравились, а теперь должны ободрять, но сама она никаких таких товаров не знала.
