Заветы

Тетка Элизабет – вязала шапочку для недоношенных, это нынче в моде. Изо дня в день я благодарю судьбу за то, что так и не научилась вязать.

Глаза у Видалы были закрыты. Дышала она ровно – не везет.

– Заговорила? – спросила я.

– Нет, ни слова, – ответила Тетка Элизабет. – При мне, во всяком случае.

– Ваша доброта и забота делают вам честь, – сказала я, – но вы, должно быть, устали. Я вас ненадолго отпущу. Идите, выпейте чаю.

Она покосилась на меня подозрительно, однако отбыла.

Едва она вышла за порог, я наклонилась и громко сказала Видале в ухо:

– Подъем!

Глаза у нее открылись. Сфокусировались на мне. А затем она внятно, ничуть не мямля, прошептала:

– Это все ты, Лидия. Ты у меня будешь болтаться в петле.

Лицо ее искажали мстительность и торжество: наконец-то она нашла обвинение, от которого мне не отвертеться, и вот-вот займет мою должность.

– Вы утомились, – сказала я. – Поспите.

Она снова закрыла глаза.

Я рылась в кармане в поисках припасенного флакона с морфином, и тут вошла Элизабет.

– Забыла вязание, – пояснила она.

– Видала заговорила. Как раз когда вы ушли.

– Что сказала?

– У нее, наверное, повредился рассудок, – ответила я. – Она утверждает, что ее ударили вы. Говорит, что вы сотрудничаете с «Моим днем».

– Да кто ей поверит? – сказала Элизабет, белея. – Если ее кто и ударил, так, наверное, эта Агата!

– Вера – дело непредсказуемое, – ответила я. – Кое-кто сочтет целесообразным вас уничтожить. Не всем Командорам пришелся по душе постыдный уход доктора Гроува. Я слыхала, по мнению некоторых, на вас положиться нельзя: если вы обвинили Гроува, кого еще вы можете обвинить? И в таком случае показания Видалы против вас они примут без вопросов. Люди любят козлов отпущения.

Элизабет села.

– Это катастрофа, – сказала она.

– Нам на долю и прежде выпадали непростые испытания, Элизабет, – мягко ответила я. – Вспомните палату «Исполать». Мы обе оттуда выбрались. И с тех пор делали, что надлежало сделать.

– Вы так меня ободряете, Лидия.

– Жаль, что у Видалы такая тяжелая аллергия, – сказала я. – Надеюсь, с нею во сне не случится приступа астмы. Мне пора бежать – совещание. Оставляю Видалу в ваших ласковых руках. По-моему, ей надо поправить подушку.

Одним выстрелом – двух зайцев: если так, сие весьма отрадно и в эстетическом, и в практическом ключе, а вдобавок отвлечет внимание и даст больше места для разбега. В итоге, правда, не мне: едва ли я уцелею после откровений, что наверняка воспоследуют, как только в канадских теленовостях появится Николь и будет обнародована собранная мною и доставленная ею коллекция улик.

Тикают часы, минуют минуты. Я жду. Я жду.

Доброго вам полета, посланницы мои, серебристые мои голубки, мои ангелы-разрушительницы. Благополучно вам вновь оказаться на земле.

XXVI

Земля

Протокол свидетельских показаний 369А69

Не знаю, сколько времени мы провели в этой лодке. Мне показалось, многие часы. Простите, что не могу точнее.

Был туман. Волны очень высокие, нас поливало брызгами и просто водой. Холод был смертельный. Стремительный отлив уносил нас в море. Сказать, что я перепугалась, – ничего не сказать: я думала, мы умрем. Лодку затопит, нас выбросит в океан, мы будем погружаться все глубже и глубже. Послание Тетки Лидии будет потеряно, и все жертвы окажутся напрасны.

«Милый Бог, – про себя молилась я. – Пожалуйста, помоги нам благополучно добраться до земли. А если кто-то должен умереть, пусть умру только я».

Мы все гребли и гребли. У каждой было по веслу. Я никогда не плавала на лодке и грести не умела. Я ослабела, устала, руки сводило болью.

– Не могу, – сказала я.

– Давай-давай! – закричала Николь. – Нормально!

Где-то поблизости волны грохотали о берег, но в кромешной тьме я не понимала, где этот берег есть. А потом на лодку накатила громадная волна, и Николь крикнула:

– Греби! Греби, и хоть ты что!

Что-то заскрежетало – видимо, гравий, – и опять накатила большая волна, и лодка перевернулась набок, а нас выбросило на землю. Я на коленях стояла в воде, новая волна сбила меня, но я как-то умудрилась встать, а потом из темноты появилась рука Николь и затащила меня на какие-то большие валуны. А потом мы поднялись на ноги, и океану уже было до нас не добраться. Я вся дрожала, зубы у меня стучали, руки и ноги онемели. Николь бросилась мне на шею.

– Выбрались! Выбрались! Я думала, конец! – вопила она. – Я, блин, надеюсь, это какой надо берег! – Она хохотала, но задыхалась.

В сердце своем я сказала: «Милый Бог. Спасибо тебе».

Протокол свидетельских показаний 369Б70

Еще бы чуть-чуть – и все. Мы едва копыта не отбросили. Нас могло унести отливом – угодили бы в Южную Америку, но скорее Галаад подобрал бы нас и вздернул на Стене. Я так горжусь Агнес – после той ночи она мне по правде сестра. Она старалась, даже на последнем издыхании. Без нее я бы на этой лодке не выгребла.

Валуны были коварные. Везде скользкие водоросли. Видела я не очень хорошо, потому что темно. Рядом была Агнес – это плюс, потому что я уже бредила. Левая рука была как не моя – будто ее от меня отрезали и она просто на рукаве болталась.

Мы перелезли через валуны и заплюхали по лужам, оскальзываясь и оступаясь. Я не знала, куда мы идем, но если в горку, значит, прочь от волн. Я так устала, что засыпала на ходу. Прикидывала: надо же, сюда добралась, а здесь отключусь, и упаду, и башку себе разобью. Бекка сказала: Осталось чуть-чуть. Я не помнила, чтоб она была в лодке, но она шла с нами по пляжу, только я ее не видела, потому что слишком темно. Потом она сказала: Вон туда посмотри. Иди на свет.

Кто-то закричал нам с утеса. Наверху суетились фонари, чей-то голос заорал:

– Вон они!

Потом другой окликнул:

– Сюда!

Я так устала, что орать не могла. Потом стало песчанее, а справа и сверху к нам двинулись фонари.

С одним фонарем появилась Ада.

– Получилось, – сказала она.

А я сказала:

– Ага, – и упала.

Кто-то поднял меня и понес. Гарт. Он сказал:

– А я тебе что говорил? Умница! Вот я знал, что ты победишь.

Я в ответ ухмыльнулась.

Мы поднялись в горку, а там были яркие огни, и люди с телекамерами, и кто-то сказал:

– Ну-ка улыбочку.

И тут я вырубилась.

Нас по воздуху доставили в медицинский центр для беженцев на Кампобелло и накачали меня антибиотиками, так что, когда я проснулась, рука была не такая распухшая и не очень ныла.

У постели сидела моя сестра Агнес в джинсах и фуфайке, на которой было написано: «БЕГИ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ – ПРОТИВ РАКА ПЕЧЕНИ». Это было смешно, потому что мы тем и занимались – бежали, чтобы выжить. Агнес держала меня за руку. С Агнес были Ада, и Элайджа, и Гарт. И все улыбались, как ненормальные.

Сестра сказала мне:

– Это чудо. Ты спасла нам жизнь.

– Мы вами обеими ужасно гордимся, – сказал Элайджа. – Простите за лодку – вас должны были доставить в гавань.

– Вы в новостях по всем каналам, – сказала Ада. – «Сестры бросили вызов судьбе», «Дерзкий побег Младеницы Николь из Галаада».

– И документы тоже, – сказал Элайджа. – Тоже в новостях. Это бомба. Столько преступлений, в высших галаадских кругах – мы на такое и не надеялись. Канадская пресса обнародует один подрывной секрет за другим – скоро полетят головы. Наш галаадский источник не подвел.

– А Галааду кранты? – спросила я.

Я была счастлива, но все было какое-то ненастоящее, как будто это не я делала все, что мы делали. Как мы могли так рисковать? Что нас держало?

– Пока нет, – сказал Элайджа. – Но уже началось.

– «Новости Галаада» уверяют, что все это липа, – сказал Гарт. – Заговор «Моего