Я не прекращал поиски вора, размышлял над сводками, невзирая на растущую неприязнь к Компьютеру, цифрам и графикам. Однако в статистике не появлялось ничего особенного – вор занял выжидательную позицию.
Я вновь и вновь задавался вопросом: на что еще можно положить глаз после того, как ты уже похитил десять миллионов долларов?
Где я ошибся? Неужели вор успел удовлетворить свою тягу? И я зря себя извожу?
Ответов не было.
Дома я вел себя бесцеремонно и своевластно. Я врывался к Наиде с мучительной надеждой застать ее в объятиях любовника; к моему разочарованию, это мне никогда не удавалось, и тем не менее я все равно истязал ее ревностью. Пока ее не было дома, я подключил пару проводов к системе внутренней связи, чтобы соединение не обрывалось независимо от того, работает приемник или нет. После часами сидел и наблюдал за ничего не подозревающей женой.
Неожиданно выяснилось, что я люблю ее все сильнее.
Это выбивало меня из колеи.
На работе я по нескольку раз в час ей звонил.
Дома то и дело вызывал к себе – и днем, и ночью.
Все кончилось вопиющим антиобщественным поступком: я перевез жену вместе со всеми пожитками на свою половину, а ее половину дуплекса опечатал.
Как ни странно, при таком грубом обращении Наида расцветала на глазах. С ее лица не сходила улыбка. Выполняя обычную домашнюю работу, нажимая кнопки и выбирая меню, она часто смеялась и пела.
Женщины – необъяснимые существа.
В то же время я стал испытывать странное влечение к другим женщинам. Однажды я увидел на улице девушку и, повинуясь импульсу, последовал за ней. Так я прошел полгорода, пока она не обернулась и не спросила вежливо:
– Вы что-то хотели?
– Вас! – напрямик выпалил я.
Разумеется, она была слишком хорошо воспитана, чтобы расстраивать ближнего. Много позже я вдруг вспомнил, что даже не спросил ее имени.
Из непритязательного человека я превратился в измученное ненасытное существо, которое не могло удовлетворить никакое изобилие. Я часто чувствовал себя подавленным, порой жалким. А однажды или даже дважды я ощутил такой неистовый восторг, о котором и мечтать не смел.
Единственным утешением мне служила мысль, что я жертвую собой во имя нашего мира. И лучше бы ему стоить этой жертвы, с горечью думал я.
Вор так ничем и не проявлял себя.
Внезапно грянул ежегодный Экзамен. За три дня мою личность должны были прощупать на предмет слабых мест, изучить и вынести вердикт. Меня терзало ужасное предчувствие, что я провалюсь. Тогда я потеряю работу.
Погруженный в тяжелые раздумья, я решил снова вернуться к Реднику и его жутким откровениям.
У меня перехватило горло, когда я все-таки заставил себя открыть дверь в приемную. Притворив ее за собой, я несколько мгновений тупо таращил глаза и готовился к суровому испытанию на красной кушетке за следующей дверью. Когда замутненный взгляд сфокусировался, я вдруг заметил то, на что должен был обратить внимание еще семь дней назад – на надпись:
КИНДЕР К. ЮРДНЭ
ресналирф-китиланА
и
ьлетапокогзом йынневтсещбо
Я медленно проговорил каждое из слов. В них угадывался какой-то смысл, как в древнем корневом языке, как в обратном анализе. Аналитик наоборот, конечно, китилана. Ресналирф-китилана.
Я встрепенулся.
Смысла оказалось гораздо больше. Редник – Киндер. Киндер – Редник. Вполне ожидаемо от человека, в приемной у которого висит объявление «С идентичностью шутки плохи!».
Распахнув дверь, я ворвался в кабинет и воскликнул осуждающе:
– Вы – Киндер!
– Именно об этом я вам говорил с самого начала, – любезно отозвался он.
– Потому что не рассчитывали, что поверю.
Аналитик беззаботно пожал плечами:
– Какая разница, поверили вы мне или нет.
– Все, что вы рассказывали, правда, – произнес я дрожащим, перепуганным голосом. – Все эти невообразимые гнусности и бесчинства.
– Возможно. А возможно, и нет.
От его улыбки у меня все закипело внутри.
Меня трясло от неспособности прижучить его. Будь в моих руках оружие, я бы убил его без раздумий и сожаления.
– Ненавижу вас! – в ярости крикнул я. – С какой целью? Для чего? Зачем устанавливать правила, а затем нарушать?
– Позвольте, я расскажу одну историю… – начал Редник.
– Ну уж нет! – отчаянно запротестовал я.
– Это совсем другая история, – невозмутимо продолжал он. – Когда-то давным-давно на свете жил Создатель. Он сотворил мужчину и женщину и прекрасное место, где им жить. И назвал его Раем. Каждый день Он обводил Рай взглядом и видел там глупых, счастливых людей, которые ничего не хотели, потому что у них все имелось в изобилии; никуда не ходили, потому что идти было некуда; ничуть не менялись, потому что для этого не существовало причин. В конце концов Ему захотелось сотворить небольшой грех, и Он подарил своим созданиям перемены, страдания, восторг и свободный выбор. Потому что без греха нет свободного выбора; без несчастья его тоже нет.
Я непонимающе глядел на него. Из головы не шел человек по фамилии Киндер.
– Ложь, – сказал я. – Вам уже был бы сто тридцать один год. Так долго не живут.
Редник вздохнул.
– Сто двадцать семь, дружище. Вы невнимательно слушаете. Ничего необычного для эры интегрированной личности. Многие люди живут по столько. Раньше врачи часто боролись с заболеваниями, которые называли психосоматическими. Сегодня все происходит с точностью до наоборот: ум вселяет в тело здоровье, а не болезнь. Что же, дружище, до свидания, – внезапно изрек он. – Лечение завершено.
– Хотите сказать, со мной покончено? – воскликнул я.
– Нет. Покончено со мной. А вы только начали. У вас достаточно расстройств. Расстройства – они как кролики. Теперь будут только размножаться.
– Но… – начал я, однако в следующий миг он исчез.
Только это был не следующий миг. Два часа промелькнули в одно мгновение. Я опоздал на работу и получил от Формана выволочку.
И окончательно расстроился.
Еще несколько раз я ходил в офис Редника, с мучительной настойчивостью взбирался на тридцать седьмой этаж – опустевший, как все здание. Единственное, что менялось – это медленно густеющий слой пыли на табличках, на столе, на красной кушетке.
Я каждый раз испытывал раздражение.
Вскоре времени на походы не осталось. Приближался ежегодный Экзамен. Три ночи подряд я не спал. Свернувшись в своей надувной колыбели, я размышлял над тем, что мне делать, однако на уме вертелась лишь фраза: «В стране нормальных людей неврастеник – король».
Только никаким королем я не был. Вместо этого мне светило лишиться работы. Я даже не мог найти вора, из-за которого пришлось испытать такие мучения.
В ночь перед Экзаменом я подскочил в надувной колыбели и крикнул:
– Все, хватит!
Начни я разговаривать сам с собой несколькими днями ранее, бегом побежал бы к аналитику.
– Что хватит? – испуганно спросила проснувшаяся Наида и села рядом.
Выглядела она при этом довольно соблазнительно, но мой мозг был занят совсем другим.
– Ш-ш-ш! – прошипел я. – Ложись и засыпай.
– Хорошо, милый, – покорно отозвалась жена.
Я
