На ее лице было написано удивление или, скорее, потрясение. А ведь она привлекательная женщина, с темными, блестящими волосами, голубыми глазами, тонким лицом и губами, о которых мечтает не один молодой человек, – уже не в первый раз подумал Пирс – и сам удивился подобным мыслям.
– Так вот откуда ваша настойчивость, – догадалась она. – Вы тот самый врач, который лечил Лероя Уивера.
– Все это вычеркнуто из истории болезни и подлежит забвению, – предупредил Пирс. – Только представьте, во что превратилась бы моя жизнь и сколько бы на меня свалилось работы, если бы эта информация стала достоянием гласности.
– Но тогда ваше исследование…
– Просто попытка воссоздать особые свойства крови Картрайта. Я всегда считал, что омолаживающий фактор каким-то образом связан с гамма-глобулином, и после той истории я начал исследовать ДНК Картрайта. Но начнем с того, что его крови у меня было мало, да еще и разбавленной, смешанной с кровью Уивера и моих лабораторных животных, к тому же скорее всего испорченной. Да и исследование молекул ДНК тогда велось на относительно примитивном уровне и было крайне неточным.
– Тогда это все же погоня за болотными огнями.
– Как вам известно, болотные огни – не иллюзия. Это внезапное самовозгорание газа, метана. Место возгорания можно найти и осмотреть. Так и мой болотный огонек существует, а значит, может быть найден, исследован и, возможно, воспроизведен.
Теперь и в ее глазах зажегся азарт исследователя.
– Если бы только Картрайт появился и позволил обследовать себя! Вашу работу можно было бы завершить в считаные годы.
– Вот и вы поверили, – заметил Пирс. – Но ваше предложение неосуществимо. Сколько, по-вашему, протянет Картрайт в этом мире, все сильнее одержимом страхом смерти?
– Но если появится искусственный эликсир жизни, давление на Картрайтов ослабнет, ведь они перестанут быть Святым Граалем…
– Если… если… так много вероятностей. Но одно бесспорно – если они не обнаружат себя, то смогут выжить, а с ними и человечество. Поэтому я двигаюсь дальше методом проб и ошибок.
Она оглядела сверкающие поверхности и функциональное оборудование лаборатории с выражением, похожим на тоску.
– Я бы хотела помочь.
– Как? – спросил он.
Она подняла руку в молчаливой просьбе.
– Я имею в виду лично. Исследовательская работа такая аккуратная, определенная – намного лучше, чем путаница и вечные неясности в делах управления. Мне всегда нравилась работа в лабораториях – и мне хотелось бы иметь возможность вернуться к ней. Может быть, мне удастся выкраивать хоть пару минут в день, если вам понадобится помощь?
– Конечно, – согласился он, ничего при этом не обещая. Это просто совпадение, мелькнула у него мысль, что она пришла именно тогда, когда он работал с образцом крови Ван Клив. – В любое время.
– А вам не приходило в голову, – поинтересовалась она, – что омолаживающий фактор может быть связан со стволовыми клетками?
Он задумался.
– Неплохая идея. Ее стоит развить. За годы исследований я стал полагать, что это явление сложнее, чем казалось на первый взгляд. Мутация крови Картрайтов может объединять несколько изменений, в том числе и изменения в стволовых клетках.
– А я пока, – включилась она, – прослежу, чтобы оборудование и лаборатория остались за вами, даже если грант не возобновят. И попробую обеспечить минимальное количество биологических материалов, если удастся провести их по статье «на клинические исследования». Но боюсь, что зарплаты не будет, – добавила она виновато.
– Я буду признателен вам за любую помощь, – заверил он и вернулся к мыслям о стволовых клетках, в то время как она направилась к двери. Как только она ушла, он сменил код на входной панели и сделал то, о чем раньше даже не помышлял, – добавил отпечаток ладони как еще один способ идентификации.
* * *В следующие несколько дней, заполненных обходами и лекциями в госпитале, ему удалось выкроить на работу в лаборатории всего пару часов. Он вырастил несколько клеточных культур человека и добавил к каждой из них разные фрагменты ДНК, выделенные при помощи энзимов. Затем расположил их в приборе, который периодически вычищал побочные продукты жизнедеятельности и обеспечивал клетки питанием.
Однако всякий раз, когда он входил в лабораторию, его посещало чувство, что кто-то бывает здесь в его отсутствие. Все вещи находились на своих местах, там, где он их оставил, но он не мог избавиться от мысли, что, несмотря на все его предосторожности, когда он уходит, кто-то приходит, чтобы проверить, как продвигается его исследование. Это неуловимое, но неоспоримое ощущение было сродни тому покалыванию между лопаток, которое возникает, когда за тобой наблюдают, хотя наблюдателя увидеть не удается.
Прежде чем ему удалось принять дополнительные меры предосторожности или хотя бы подумать о них, на связь вышла Мэрилин Ван Клив. Сэм Айкенс умер, и Пирс часто задумывался, кто же послужит ей связным. Встреча состоялась в его бесплатной клинике, пристроенной к одной из стен Центра. У клиники был собственный вход, поэтому безопасность и чистота комплекса угрозе не подвергались. Он осматривал жилистого старика в грязной робе, когда-то имевшей темно-синий цвет. Старик кашлял, и кашель этот был вызван эмфиземой[9]. Пирс печально улыбнулся, заметив у старика пачку сигарет, торчащую из кармана рубашки, хотя курить на территории Центра было запрещено. При осмотре он заметил, что внутри впалой грудной клетки старика раздаются какие-то странные звуки. Он нахмурился и прижал стетоскоп к другому месту, пытаясь расслышать их более четко. С третьей попытки он понял, что звуки складываются в слова: старик освоил трюк с чревовещанием, после того как пришлось удалить голосовые связки, пораженные раковой опухолью. Возможно, подумал Пирс, текущий диагноз вовсе не эмфизема, а рак. Старик научился даже шептать в грудину.
Тогда-то Пирс понял, что слышит слова:
– Вы нужны Мэрилин. Я буду ждать напротив главных ворот на закате. Приходите пешком.
А затем, дождавшись окончания осмотра и получив бесплатный ингалятор от астмы, старик поднялся со смотровой кушетки и покинул комнату.
Остаток дня Пирс прожил на автомате, не в силах ни на чем сосредоточиться из-за открывающихся перед ним перспектив и беспокойства, вызванного наполовину страхом, наполовину нетерпением. Наконец, когда солнечный диск почти скрылся в дымке горизонта, он поставил свой черный чемоданчик и еще одну небольшую сумку на переднее сиденье машины и выехал из главных ворот, кивнув на прощание охране.
Спрятав машину за развалинами напротив ворот, он оглянулся в поисках старика-чревовещателя. Развалины, напоминавшие рестораны и таверны, в которых когда-то развлекались студенты-медики, сейчас были пустынны. Пирс с нетерпением ждал, не желая покидать безопасный салон автомобиля. Он не был до конца уверен, что все это не ловушка или отвлекающий маневр.
Через десять или пятнадцать минут беспокойного ожидания что-то стукнуло в его окно. Пирс, вздрогнув, обернулся, но это оказался всего лишь старик. Когда Пирс опустил стекло, старик с трудом выдавил несколько слов хриплым шепотом:
– Я
