Любому церковному человеку известна мирная тишина, которая приходит после причастия. Все мы читали в книгах, что в этот день нужно избегать общения с людьми ради вкушения этой сердечной тишины. Но как мало из нас тех, кто к этой тишине стал относиться как к главной цели причастия. Здесь так же, как с добродетелью воздержания. Если идти за внешними событиями, то целью будет причастие, а что после него — то не имеет значения. Нередко поэтому можно видеть буйное поведение причастников, веселие, громкую радость или пересуды, сплетни, взаимные претензии, притязания, деловые разговоры и отношения, из-за которых невозможно со стороны человека какое-либо усвоение себя причастию. Совсем иное, если целью причастия становятся его плоды и последующая затем жизнь в обретенных плодах. Их надо ведь еще сохранить. В них нужно укорениться. И в этом крепко себя воспитать. Если этого не делать, то можно за трапезой постепенно соскользнуть из благодатного чувства непривязчивости к пище в ее желание, потом явный вкус, так что в итоге человек встанет из-за стола, потеряв сердечную радость причастия, но с сильно набитым животом.
Такое соскальзывание происходит у людей с годами их церковной жизни, входит в обычай и совсем отвращает от какого бы то ни было труда над нравом, над внутренним человеком. Жизнь внутреннего человека для них не имеет цены. Православие со стороны внутренней они совсем не знают. И это несмотря на то что Господь с удивительным долготерпением продолжает подавать человеку в его сердце еще и еще раз благодатные переживания, напоминая о Себе и о самом важном в церковной жизни.
Облагодатствованное настроение сердца человек обретает в дни Великого поста, когда каждый день ходит на постовые богослужения, хотя бы одну седмицу подряд. Тогда тело в своих вожделениях отлагается и уступает место сердечной радости или жизни духовного сердца.
Вернемся вновь к содержанию молитв, приготавляющих нас к причастию. Здесь мы находим еще один плод — отчуждение или отгнание скорбей, т. е. утешение. В период оглашения это пережил на себе каждый. Как же пережить теперь это в переходный период? Ответ один — правильным упованием. Человек переживает скорбь часто оттого, что сердце держится какой-нибудь страсти — ожидает или притязает на что-то и не получает желаемого, не может смириться; уповает на себя, а сам не справляется, хочет получить, но никак не соглашается потерпеть или держится своего и потому никак не признает реально происходящего, и сам виноват в обрушившихся событиях, но не принимает своей вины и через то ропщет, ненавидит, предается самоугодияю, а через последнее требует от людей утешения, любит себя и ищет от людей угождения себе, но не получает ни того, ни другого в желаемых объемах, ходит в самолюбии и поэтому требует к себе справедливости, а не получая как ему хочется, сильно скорбит и гневается. В этих и подобных случаях человек прибегает к причастию и получает незримое для него опаление страстей. Страсть угашается, снимается ее давление изнутри, человек получает облегчение. За этим он и шел.
Только беда вся в том, что сам человек, не ведая, что происходит, почти не помогает Господу. Более того, иногда, бывает, он идет со своею неправою скорбью, безсознательно ожидая от Бога удовлетворения своих страстных хотений. Не отдает себе отчета в их страстной природе, но сильно тяготится своим чувством скорби. Скорбь слышит, а страстные причины ее не ведает. В результате он идет к причастию не ради смирения от страстей, не ради помощи Божией в самой главной внутренней брани против страсти, а ради видимого утешения от мучающей его скорби. А того, что скорбь у него потому, что он держится своей страсти, этого он не сознает.
Потому после причастия утешение человеку доставится, благодать угасит страсть, а в событиях жизни никаких перемен может не произойти. То, чего человек хотел, так и не получится иметь. Правда, человек уже утешен, и не так сильно его уже хочет, а то и совсем расхотел иметь.
В причастии угашаются напряжения между людьми, умиряются семьи, сглаживаются отношения между родителями и детьми. Каким же должно быть сердечное расположение, чтобы в скорбях, порождаемых страстью, быть помощником Богу. Довольно хотя бы помнить, что Господь пришел на землю, пострадал, воскрес и дал нам причастие ради того, чтобы избавить человека от страстей и тем спасти его от греха, проклятия и смерти. Этим памятованием человек обращается к своей неправой скорби, как к каторге, в которую попала душа и от которой сам он избавиться не может. На каторгу вверг он себя сам, но теперь сам себя повернуть не может. Он кается и просит Господа избавить его от страстей, а не от скорбей. И уж тогда неправые скорби сами отпадут. Причина их была внутренняя, и теперь ее не стало.
Придет время, когда человек укрепится в благодатном расположении и Господь ради сохранения его в чистоте от страстей подаст уже от себя скорби внешние. Не от человека они будут, а от Господа. Не из его страстного сердца родятся, а из вне нападут. И будет человек взывать к Богу и держаться его помощи, чтобы не искушаться внешними скорбями, а потом смирится с ними и, пережив благодатное участие Бога, будет просить и искать иметь эти скорби себе всегда, потому что через них и в них будет Господь. А теряя скорби, он будет терять и Господа.
Не всегда плоды причастия можно пережить. «Что в чувствах не засвидетельствовалось благодарное действие сего таинства, — пишет свт. Феофан Затворник, — это надо приписывать нездоровью и вследствие того, может быть, недостатку духовного напряжения. Но действие таинств не всегда отражается в чувстве, а действуют сокровенно…» Чтобы не было этого «недостатка духовного напряжения» к причастию нужно готовиться.
Если человек ничего не сделал для того, чтобы освободиться от помрачения своей души, не покаялся, плохо помолился и пришел так с «бухты-барахты» к причастию, естественно, откуда же могут быть плоды. Он ничего и не пережил. Видимо причастился, а таинственно причастию не усвоился.
Не всегда после причастия бывает и хорошее или мирное настроение. В моей практике были случаи, когда человека начинало разносить в раздражении, досаде, ропоте или человек впадал в уныние, потерю духа,