– Никто. И так даже лучше. Официально нас тут нет. Ха! Да никого тут нет.
Вернувшись в зал управления, они получили по пластиковой фляге с водой, и какой-то лысеющий тип со смуглой кожей проверил их комбинезоны, дергая за складки. Больше всего его интересовали лампасы с путаницей эластичных трубок сбоку вдоль штанин и рукавов.
– Подтянуть, – велел он. – Должно быть плотно. Задерживать кровь в руках и ногах. Когда скорость, кровь идет от головы вниз, к ногам. Неправильно. Нокаут. Воду в карман с левой стороны кресла.
– Кто первый?
– Давайте я, – заявил Норберт, слегка удивившись собственным словам. – А то я что-то проголодался.
– Еще будешь этому радоваться.
– Прошу в камеру центрифуги. Техник поможет вам занять место в кабине.
Камера представляла собой большой круглый зал с окнами под потолком, сквозь которые Норберт видел зевак в центре управления. Посредине возвышался толстый металлический цилиндр, придавленный торчащей вбок решетчатой стрелой, словно у подъемного крана, заканчивавшейся веретенообразной угловатой кабиной. С противоположной стороны стрела была короче и завершалась тяжелым противовесом. В кабину вела узкая алюминиевая лесенка. Скользнув в кресло, он взялся за ремни. Техник помог ему их застегнуть, наклонившись с лесенки, а потом подтянул.
– Все в порядке?
Норберт поднял большой палец.
– Удачи, – техник закрыл люк и щелкнул засовами. Кресло было довольно жестким, но удобным.
Перед Норбертом засветился экран. Судя по оборудованию зала управления, он ожидал увидеть механические круглые циферблаты, но, похоже, устройство кто-то модернизировал.
Он надел шлемофон, куда менее изощренный, чем у его скафандра.
– Домнуле Фокус, вы меня слышите? – раздалось в наушниках.
– Четко и ясно.
– Сейчас начнем. Когда появится перегрузка, помните о дыхании. Набрать в грудь воздух будет трудно. Придется помогать себе возгласом, звуком, похожим на «хиик!». Потом задерживаете воздух в легких на три секунды, напрягая мышцы диафрагмы, и выпускаете. Я буду считать. На кресле под правой рукой есть большая красная кнопка «тревога». Воспользуетесь ею, если не сможете выдержать или что-то начнет вас всерьез беспокоить. Поняли?
– Так точно.
В кабине имелись окошки, но смотреть там было особо нечего – белые стены, ряд окон, противовес с другой стороны.
– Хорошо, начинаем. Готовы?
– Готов.
– Испытание на перегрузку, доброволец Фокус, «СильверСэндс». Начнем спокойно, три «же» в течение минуты. Четыре, три, два, один, старт!
Раздался визг двигателя, и кабина прыгнула вперед, ускоряясь с каждым оборотом. Норберт ощутил рывок ремней, его потащило вбок, а потом вдавило спиной в кресло. Впечатление было такое, будто на него свалился большой, наполненный водой резиновый баллон, сдавливая грудную клетку и расплющивая лицо.
– Вдох! – крикнул оператор.
Норберт захрипел, втягивая воздух и слушая отсчет, а потом в буквальном смысле его выплюнул. А потом еще раз. В течение нескончаемых секунд он был занят исключительно дыханием – вбиванием воздуха с отчаянным тявкающим звуком в легкие, а затем извержением его наружу. Все, помимо кабины, превратилось в серо-белый размазанный вихрь.
Ему казалось, будто этому не будет конца, но визг центрифуги наконец стал ниже тоном, и раздавливавший Норберта баллон начал терять воду, становясь все легче.
А потом все стало как обычно, и оказалось, что чудеснее быть не может.
– Как вы себя чувствуете?
– Лицо и ноги онемели. И голова кружится.
– Это нормально. Пошевелите челюстью и пальцами. Видите хорошо?
– Теперь да. Немного потемнело в глазах, но прошло.
– Можем продолжать?
– Так точно!
Где-то вдали кто-то крикнул: «Браво, блин! Молодец!» и «Справишься!»
– Хорошо, попробуем пять «же» в течение трех минут.
Норберт уже знал, чего ждать, но на этот раз оказалось хуже. Его придавливал уже не баллон с водой, но маленький слоненок. Дыхание требовало отчаянных усилий, диафрагма начинала болеть, возглас «хиик!», которого требовал оператор, превратился в хриплые неразборчивые вопли. Он чувствовал, как его лицо растекается во все стороны, словно расплавленный воск.
Когда центрифуга наконец замедлила ход, ему казалось, будто он превратился в мешок из отдельных частей. Отдышавшись, он прополоскал пересохшие рот и горло водой из фляги, чувствуя, как темнеет край поля зрения. Темнота постепенно отступала вместе с писком в ушах, перед глазами кружились серебристые искорки. Он приходил в себя несколько минут, словно столкнувшийся со стеной бык.
Оператор объявил «семь „же“» в течение пяти минут», и в зале наступила глухая тишина. Норберт с трудом выдавил: «Ладно, начинаем!», и тут же раздались крики и овации, так что элегантный руководитель вынужден был сказать: «Ну, ну, господа!»
Сперва все было как в первый раз, потом как во второй, а затем начался кошмар. Пока он еще способен был видеть, линия на экране за три секунды поднялась до уровня в семь «же», после чего продолжила чудовищно медленно двигаться вперед. Слоненка сменила его мамаша, каждый вдох напоминал судорожный глоток воздуха, а выдох – надувание тракторной шины. Со всех сторон в поле зрения наползало темное пятно, сквозь писк в ушах едва пробивалось: «Вдох! Три, два, один! Четыре минуты!» Он порадовался, что перед самым испытанием сходил в туалет, и вспомнил про красную кнопку, но казалось, будто он не в состоянии шевельнуть прилипшими к подлокотнику пальцами. Внезапно он вдруг подумал, что даже богатые пенсионеры как-то справляются, и упрямо поставил себе задачу выдержать до конца. Слышалось также, как хором отсчитывают минуты зрители, и Норберт решил показать несносной Фосе и Птакеру, чего он на самом деле стоит, вырвавшись из роли штатского размазни. Сперва они отсчитывали каждую минуту, потом по десять нескончаемых секунд, когда он с визгом втягивал ртом воздух, словно рожая. Последнего ежесекундного отсчета, словно перед наступлением Нового года, смешанного с криками «Справишься!», аплодисментами и скандированием его имени, он уже почти не слышал – мир потонул в писке и мохнатой темноте. Очнувшись несколько мгновений спустя под затихающий шум двигателей, Норберт начал слышать шум воздуха каждый раз, когда кабина проносилась мимо стоявшего за барьером техника. Торможение увлекло Норберта вперед, натягивая ремни. Кабина подъехала к помосту, щелкнули засовы люка. Он попытался расстегнуть ремни, но не мог попасть пальцами на застежки. Центрифуга остановилась у лесенки, но вся кабина и техник продолжали вращаться. Тот помог
