– Я говорю о реальных ценах, а ты об искусственных, следующих из дурацких экономических предпосылок. Есть вещи, которые делаются значительно проще. И дешевле. Вопреки всеобщему мнению, некоторые отрасли продолжают развиваться, и не только в Китае. Та калькуляция исходит из предположения, что имеется лишь ракетный двигатель. Сооружение размером с поставленный торчком поезд, пятьдесят тонн гидразина, вдвое больше кислорода и большой взрыв, чтобы вывезти в космос товар величиной с сельский нужник.
– А есть способы получше?
– Их полно, только об этом не говорят. А зачем? Лучше ведь выделить эти деньги на… бла, бла, бла.
– Я читал, что даже если бы на Луне было чистое золото, то чтобы его оттуда привезти…
– Ценность золота условна, – прервал его Тайгер. – Единственное осмысленное применение данного металла – электронные контакты. Остальное – миф. Сказки. Нас интересует нечто, имеющее реальную ценность порядка тридцати пяти тераевро за тонну.
– Сколько?!
– Тридцать пять триллионов гребаных евриков. Новых, после деноминации.
– И никто об этом не слышал?
– Все об этом знают уже лет пятьдесят, только чисто теоретически. Никто не пробовал его получить, поскольку было неясно, что с ним делать.
– Тогда оно ничего не стоит.
– Но будет. Поскольку на этот раз именно у нас на руках козырной туз. Технология.
– У нас?
– У нас, у нас. Шаман уже несколько лет строит две экспериментальных электростанции. Без загрязнений и выбросов и небольшие на вид. Одну в Венгрии и одну у нас в стране.
– Вроде бы он мне говорил, только у меня это никак в башке не умещается. А что он будет с этого иметь?
– Он будет продавать дешевую энергию от Балтики до Адриатики. А когда все разберутся с техническими подробностями и накинутся на новый источник, он будет продавать сырье. Электричество круглые сутки, любому по карману, как пятьдесят лет назад, представляешь? А остальные пусть дальше дерутся за Антарктиду.
– Думаю, все просто с ума сойдут от этого.
– Только там уже будем мы. Вполне законно, точно так же, как в международных водах. И мы не представляем никакое государство, так что и конвенций не нарушаем. Бинго!
– И что из этого остается тайной?
– Пока – всё. Ты не знаешь подробностей, не знаешь кто, где, когда и как. Только общие слова, но даже этого ты не можешь никому рассказать или опубликовать – пока Шаман не скажет, что можно, но даже тогда ты не будешь знать ничего конкретного. Кстати, у тебя не должно быть никаких контактов, кроме как со мной и моими людьми. Ни по каким вопросам. Ты под постоянным наблюдением, и в случае чего я все буду знать. Ничего личного, мы все под контролем. Ты хотел знать – получи. Теперь тебе известно, что мы ищем сокровище и ты тоже пират.
– Не понимаю, зачем я вообще понадобился Шаману.
– Думаю, дело в политиках. В нынешней ситуации энергетическая независимость – последнее, чего бы им хотелось. Это противоречит всей политике сбалансированного развития, так что они пойдут на все, чтобы заблокировать подобную идею или сразу же сбагрить ее немцам, китайцам или каким-нибудь Советам. Так что Шаману хотелось бы изменить ситуацию.
– В любом случае у власти останутся дебилы.
– Но иного рода, не разделяющие это «добровольное» сумасшествие, к тому же ищущие нечто такое, на чем они могли бы выехать. Нечто, о чем люди узнают благодаря тебе. Общественному мнению откроются некие обстоятельства, которые наверняка повлияют на итоги выборов. Поэтому твой отчет должен быть полностью подлинным, Фокус. Рекламный ролик никого не убедит.
– Пожалуй, ты уже рассказал мне больше, чем мне хотелось бы знать. Собственно, я спрашивал о том, что будет в ближайшее время.
– Через пару дней мы уезжаем. Начинай собираться. Тебе и еще кое-кому нужно завершить подготовку.
– Куда уезжаем?
– Твоя жизнь теперь напоминает лучший в жизни отпуск. Сейчас ты отправляешься в подводный отель.
– В последний раз, когда мне сказали, что я иду кататься на карусели, я едва потроха не выблевал. Наверняка «подводный» отель означает, что вы швырнете меня в колодец?
Тайгер фыркнул.
– Пакуй свое барахло и одевайся полегче. На месте будет довольно тепло. Бери все, ограничений на багаж нет, у нас свой транспорт.
Зап. 10
Норберт Ролинский и Норман Рольски путешествовали совершенно по-разному. Ролинский вроде бы ездил часто, но это всегда оборачивалось катастрофой для его бюджета. Он отправлялся в путь, когда ему не хватало ивентов, а за границей могло что-то происходить. И тогда, когда у него просто не было другого выхода.
Упаковав миниатюрный чемоданчик размером с две коробки для обуви, он выходил из дому за четыре-пять часов, сперва добираясь разными транспортными средствами до аэропорта, где необходимо было зарегистрироваться не позднее чем за три часа до вылета, а потом ждал.
Он стоял в нескончаемых очередях, его просвечивали, трассировали, ощупывали и сканировали всеми возможными способами, выворачивали карманы, каждый предмет разглядывали, оценивали и проверяли на просвет, его обнюхивали рычащие собаки, его прогоняли сквозь строй облаченных в броню служащих с руками на кобурах, и каждый раз нужно было заново пристраиваться в хвост в лабиринте ограждений.
Потом его запихивали в самолет, где он втискивался на жесткое сиденье, почти упираясь лицом в спинку переднего кресла, а затем снова ждал с заложенными ушами, сотрясаемый турбулентностями, страдая от жажды и голода, час за часом созерцая узоры на покрытии пола и чувствуя боль в позвоночнике и мышцах, пока наконец не оказывался в другом аэропорту – в новых очередях, под сканерами и взглядами очередных пограничников в чуть иначе выглядевшей форме.
Норман Рольски путешествовал с комфортом.
Сперва он узнал, что в салон можно взять «что хочешь» в разумных пределах, за исключением лишь фортепиано или скаковой лошади. Потом у него забрали его бронированные чемоданы, которым предстояло лететь «другим транспортом», – один с личными вещами и другой со скафандром. При себе у него остался несессер с одеждой, которой должно было хватить на три дня, а также небольшая сумка с тем, что можно было взять на
