— Чего? — спросила Алиса.
— В Ветхом Завете упоминается лестница, соединяющая землю и небеса. А здесь лестница ведет вниз — в ад. Атрибут дьявола, и он гораздо старше пентаграмм и перевернутых крестов.
— А как бороться с дьяволом? — спросил напрямую Женя.
Игорь Сергеевич посмотрел на него удивленно.
— Я уже привыкла, — развела руками Алиса.
— Ну… — задумался учитель, — победить дьявола окончательно невозможно. Тогда бы христианская концепция потеряла смысл.
— Понял, Добби? Не набьешь ты Люциферу морду, не мечтай.
— А как расторгнуть сделку? С ним, с дьяволом. Или с Нергалом.
— Наверное, нужно вернуть ему то, что попросил. Или то, что взял.
— Можно вернуть желание? — оживилась Оля.
Тени волнами подплывали к постаменту, будто где-то протек резервуар, полный концентрированной тьмы.
Игорь сочувственно вздохнул:
— Друзья, я знаю, как вам сейчас тяжело. Но это старая, очень старая история. Она представляет интерес для исследователей фольклора, но она… не кусается. Нет ничего в зеркалах, сколько раз ни повторяй «Пиковая Дама». А что касается Верберовой…
Книги, которые попадали в бассейн, шевельнулись, будто их пихали снизу. Три луча ткнулись в бумажный ворох, в разорванные корешки и обложки без надписей.
— Вы видели? — прошептала Оля.
— Еще один маленький грязный секрет Валентины Петровны, — поник историк.
— Какой секрет?
— Крысы. Чертовы крысы в учебном заведении. Я был уверен: дезинфекторы с ними справились, северное крыло очищено. Санэпидстанция дала добро…
— Если это крысы, — сказал Женя, осторожно спускаясь со ступенек.
— Нет, блин, Добби, это Кровавая Мэри.
— Позвольте. — Игорь Сергеевич обогнул ученика и подошел к купели.
Порченные влагой тома больше не двигались. Историк встал на одно колено, принялся разгребать завалы.
— Завтра же позвоню специалистам. Это недопустимо, чтобы паразиты…
Серый крысенок пробежал по бортику и юркнул в груду антиквариата.
— Сволочь! Я же говорил!
Ученики застыли рядом и светили в желоб. Игорь Сергеевич поднял книгу с оттиснутой на переплете звездой. Под томиком белело лицо.
Лучи задергались, Оля вскрикнула, прижимая кулак ко рту. Игорь Сергеевич обронил книгу.
В купели лежал Кирилл. Белый, словно всю кровь выкачали из организма. В русых волосах неповоротливо ползали улитки. Крысята отщипывали мясо под подбородком. Из рваной дыры торчал пучок лысых, переплетенных хвостов. Грызуны пролезли в горло и лакомились холодной плотью. Веки Кирилла были подняты, остекленевшие зрачки взирали на приятелей.
В воцарившейся тишине крысы пищали и насыщались.
19
Двадцать лет назад Анатолий Яцко убил человека. Хотя был ли Корбан человеком — Яцко так для себя и не решил. В городе пропадали ребятишки, власти объявили комендантский час, напуганные граждане обвиняли милицию в бездействии. Опустели дворы и детские площадки, родители зорко следили за чадами. Местный телеканал говорил о серийном убийце, а бабушки у подъезда — о сатанинской секте. Яцко — тогда простой патрульный — дежурил на окраине. Диспетчер сообщил, что проезжавший таксист слышал крик за забором не функционирующей с перестройки фабрики. Через десять минут Яцко уже продирался по заброшенной, заросшей кустами территории. Худосочные деревца торчали из трещин в бетоне. Под подошвами хрустело стекло, приходилось перелезать через штабеля огромных, похожих на штанги деталей. Эхо в цеху было особенным: будто не эхо, а гул потревоженных призраков, парящих под высокими потолками. Светила полная луна — дети пропадали именно в полнолуние. Яцко вытащил табельный пистолет.
За укутанными паутиной ржавыми станками кто-то был. Изломанная тень ерзала по кирпичу. Местные подростки намалевали на облупленной шпаклевке двухметровую рожу: рогатого косоглазого дьявола. Дьявол показал язык, раздвоенный, змеиный. Тень точно вписывалась в демоническую личину.
Яцко вышел на открытую площадку.
Корбан — фамилию маньяка установили позже — занес над головой ритуальный кинжал. Семилетний цыганенок из табора ромов, седьмая жертва убийцы, был усыплен уколом и мирно спал на щебне. Анестезиолог главной городской больницы, Корбан знал, как усмирять малышей.
— Стой! — закричал Яцко, вскидывая оружие.
В лунном свете глаза маньяка полыхнули по-кошачьи. Он ухмыльнулся — и ухмылку эту Яцко будет помнить до смертного часа. Серповидное лезвие полетело в грудь мальчика. Сержант выстрелил три раза, и все три пули нашли цель. Последняя ужалила Корбана в лоб.
Яцко связывался с диспетчером по рации; стоя на коленях, осматривал спасенного ребенка. В этот момент Корбан заговорил.
— Ад рядом, — сказал маньяк, у которого над левой бровью зияла дыра, из дыры струился дымок. Мозги его были прошиты и поджарены горячим свинцом, но он говорил тихо и смотрел на одеревеневшего Яцко глазами дикой кошки. — Мы ждем вас в аду.
Тучи заслонили собой луну, серебристый свет покинул зрачки трупа. Яцко точно знал, что умолчит в рапорте о последних словах Корбана.
Ад был рядом. Там, в заброшенном грязном цеху. И молодой милиционер боялся, что до прибытия коллег и медиков ад выползет из-за станков и разорвет ему горло. Подмога обнаружит лужи крови, внутренности на стенах, теплое еще сердце — подношение рогатому дьяволу. Долгие минуты Яцко вслушивался в отчетливое хихиканье, в скрежет кривых зубов и царапанье острых когтей по металлу, и заслонял собой спящего ребенка. А дьявол хохотал на стене, облизывая загнутые клыки фиолетовым языком.
Двадцать лет спустя в подвале интерната Яцко вспомнил свои ощущения. Воспоминания оставались свежи, увы. Что-то едва уловимое связывало место гибели маньяка Корбана и эту заваленную хламом крысиную нору. И снова Яцко не осмелился бы рассуждать об этом вслух, ни с товарищами, ни с супругой.
Близость ада, истончившиеся стенки реальности, — вот в чем цех был схож с приютившимся в лесу интернатом. И собственный дьявол тут наличествовал: на фреске позади зеркала. Он будто помнил сорокапятилетнего лейтенанта Яцко. Он нашептывал: «Мы встречались уже. Неважно, что я выглядел иначе. Ты убил мою дрессированную обезьянку, но у меня много разных марионеток и обезьянок, а ад рядом, ох, как же сильно мы ждем тебя в аду!»
Криминалисты щелкали фотоаппаратами. При свете вспышек и дополнительных ламп казалось, что вдоль волглых стен выстроились тощие несуразные фигуры, и одна из них ковыряет пальцем в простреленном черепе и ухмыляется лейтенанту. У деревянных кукол были тени громадных сороконожек, они извивались неустанно. Шкафы и сломанное пианино обращались в ржавые, осыпающиеся рыжими чешуйками фабричные станки.
В коридоре сотрудники ППС натыкались на незримых хозяев поместья. Санитары спотыкались на ровном месте. Плясал чумной арлекин, жонглируя душами.
Яцко надеялся, что никогда больше его нога не переступит порог этого дома.
Неужели не чувствуют педагоги, что обитает здесь?
* * *Учеников, нашедших труп, Анатолий Яцко допрашивал в актовом зале. В первом ряду на откидных креслах сидели бледные напуганные подростки. Учитель истории стоял у сцены с директором. Всего семь человек, включая младшего следователя, но почему Яцко упорно насчитывал восемь? Кто еще был в полумраке?
— Часто Юрков спускался в подвал?
— Один раз, — сказала милая девушка по фамилии Краснова. — Позавчера.
— Вы были с ним?
— Да, мы искали моего младшего
