Еще несколько стражников сопровождают трех обвиняемых дворян – двух мужчин и женщину – в тронный зал. Их руки связаны спереди. Они выглядят растрепанными и сбитыми с толку, один из них спотыкается, словно устал, но я не вижу никаких явных признаков плохого обращения. Они предстают перед судьями лицом к трону.
Королева откашливается:
– Пусть подойдет прокурор.
Секретарь входит в освещенное свечами кольцо в сопровождении бескрылого помощника, несущего папку с бумагами.
– Ваше Величество, достопочтенные судьи, у меня собраны доказательства изменнических намерений обвиняемых. Письма между обвиняемыми, в которых обсуждается и ставится под сомнение предстоящий брак принцессы Одетты. Письма, в которых обсуждается и ставится под сомнение неизменный характер законов. Письма, в которых обсуждается и ставится под сомнение сама пригодность Его Величества… – Секретарь замолкает и смотрит на галерку, а придворные ропщут и восклицают: – К управлению. Во всех этих письмах есть намеки на еще более глубокую измену. Предположения о заговоре, пока еще не раскрытом, чтобы убрать Ваши Величества с трона. – Снова испуганные восклицания зрителей. – Кроме того, обвиняемые сознались в том, что писали эти письма. Вина признана. За этим должно последовать наказание.
Арон был прав. Это судебное разбирательство – показуха. Шестеро из нас – не судьи: мы – немые свидетели, собранные только для того, чтобы люди могли указать на нас и сказать, что правосудие свершилось. Я отваживаюсь бросить взгляд на Ардена; его лицо в свете свечей кажется бледным, и он крепко сжимает подлокотники кресла.
Королева вздыхает и смотрит на огромное кольцо с бриллиантом на указательном пальце:
– Традиционное наказание за государственную измену – это медленная смерть на арене для виновных, за которой следует захват их земель и имущества, наложение кабального рабства на их иждивенцев, – один из обвиняемых начинает плакать. – Однако я подала прошение Его Величеству, и, к счастью, он настроен быть снисходительным. Если вы сообщите нам имена людей, замешанных в заговоре, о котором говорится в ваших письмах, вам будет дарована быстрая смерть, а ваши семьи будут избавлены от дальнейшего наказания. Однако если вы откажетесь сотрудничать… – Она снова вздыхает, как будто судьба этих людей причиняет ей боль. – Это, конечно, ваш выбор.
Один из заключенных, мужчина, поднимает голову.
– Помилуйте, Ваше Величество, я умоляю вас.
– Помиловать? О, будет время для милосердия. – Голос королевы становится резче. – Но только после того, как мы сожжем всю гниль. – Она машет рукой, и стражники уходят, чтобы вывести пленников из зала. Но тот же самый человек, который говорил раньше, начинает сопротивляться.
– Милорд Арден, Ваша Светлость!.. – кричит он достаточно громко, но Арден не отвечает, а просто вцепляется в стул и смотрит прямо перед собой, словно от этого зависит его жизнь. – Моя дорогая кузина, умоляю вас, здесь нет никакой измены, никакого заговора, мы ничего не сделали…
Двери захлопываются, обрывая его голос.
Еще одна беспокойная ночь. Когда я наконец засыпаю, меня будит перед рассветом Летия, принесшая повестку от королевы. Лицо моей спутницы вытягивается; история о вчерашнем суде быстро распространилась по Цитадели. Миазмы страха, наполнившие коридоры, были ощутимы еще до того, как я легла спать. Но на тисненой карточке, которую протягивает мне Летия, нет никаких пояснений, зачем я нужна.
Через десять минут я уже в гостиной королевы, стою на ковре с замысловатым рисунком, а королева в бледно-голубом халате, подчеркивающем серебристый оттенок ее кожи, расхаживает передо мной. Кажется, она с трудом заставляет себя перейти к сути дела; или пытается заставить меня нервничать еще больше.
– Ну, племянница, – начинает она наконец, – ты, наверное, удивляешься, почему я попросила тебя подождать меня сегодня утром?
Я пытаюсь представить себе, что посоветовал бы мне лорд Ланселин, будь он сейчас здесь, и склоняю голову.
– Мое единственное желание – служить, Ваше Величество.
– Не сомневаюсь. Мне так трудно понять, что делать, когда король болен.
Я чуть не задаю вопрос, насколько он болен? Но молчание кажется более благоразумным.
Она делает еще несколько кругов по комнате, крутя кольцо с бриллиантом на пальце. Я впервые замечаю, что камень вырезан таким образом, что переходит в заостренную точку.
– И все же, – продолжает она, – я должна спросить. Лорд Зигфрид… каким вы его находите? Он вам нравится?
– Достаточно благородным, Ваше Величество.
– И… – Она глубоко вздыхает, теребя кружево на своем халате. – Эти слухи правдивы? Вы делите с ним постель?
Прямота ее вопроса сбивает меня с толку; возможно, на благоразумие гостевого мастера стоило положиться меньше, чем я надеялась. Королева внимательно наблюдает за мной. Я делаю глубокий вдох и смотрю ей прямо в лицо.
– Нет, Ваше Величество. Я не делю. И никогда не делила.
Она вздыхает и улыбается.
– Хорошо. Я очень рада.
Что это на самом деле значит? Она боится, что я каким-то образом сорву свадьбу?
Она расхаживает по ковру еще быстрее.
– И скажите мне, – королева бросает на меня косой взгляд, – что вы думаете о помолвке принцессы? Я знаю, вы проводите с ней время. Как вы думаете, это будет счастливый брак?
Вот мой шанс, если я хочу им воспользоваться: я могу повторить королеве в точности то, что Зигфрид сказал мне и в Дофлере, и в ту ночь, когда он убил Флейфезера. Когда король болен и умирает, королева становится самой влиятельной фигурой при дворе. Конечно, если кто и может остановить Зигфрида, то это она.
И все же…
Я слышу голос Люсьена в своей голове так же ясно, как если бы он стоял позади меня: «Никому не доверяй».
– Я бы не осмелилась высказать свое мнение, Ваше Величество. Я уверена, что принцесса лучше всех судит о своем счастье, – я полагаю, что король приказал провести суд, на
