– Спасибо. Они не навредили вам?
– Нет. Я просидел в комнате несколько часов, и в конце они задали мне много вопросов: куда я недавно летал. Кого я знал во Фрайанландии, когда работал там в дипломатической поездке. Что-то в этом роде. Потом меня отпустили. – Он потирает лицо рукой, и я вспоминаю, что он вернулся сюда только сегодня утром, летев всю ночь.
– Вы, должно быть, измучились на крыльях. Я оставлю вас отдыхать.
Завтра я расскажу Люсьену о том, что видела в королевских апартаментах. Если я собираюсь отправить его обратно в Мерл искать письма Зигфрида к моему отцу, он должен быть в состоянии лететь. Я встаю и иду к двери.
– Ваша Светлость, подождите.
– В чем дело?
– Могу я вас кое о чем спросить?
– Конечно.
– Сегодня утром, когда вы предложили мне предать вас, позволить признаться в отравлении короля и самому стать защитником, что навело вас на эту мысль?
Неужели это было только сегодня утром?
– Ну… – Я дергаю себя за мочку уха, размышляя. – Это казалось логичным. Помните, что вы всегда говорили: главное – это Атратис. Не я. И ни один другой человек. И я думаю, вы будете хорошим защитником.
– И это все? Вы уверены, что больше ничего не было? Не было… конкретной причины? – Его голос спокоен, а глаза полны тревоги. На кончике моего языка вертятся слова лжи, способные успокоить его. Но я не хочу больше ничего от него скрывать.
– Зелье, которое дал мне Зигфрид, имеет… – я вздыхаю, – некоторые неприятные побочные эффекты. В первую же ночь, когда я приняла его, – в ночь перед тем, как сказать вам, что Зигфрид помог мне измениться, – я не могла прийти в себя. В конце концов я решила прогуляться по саду. – Люсьен слегка изменился в лице. – Я слышала, что вы сказали Тюрику, Люсьен. Обещание, которое вы дали ему: что пожертвуете мной, не задумываясь.
Люсьен, шатаясь, подходит к стулу и прячет лицо в ладонях.
– И что вы обо мне думаете?
Я пересекаю комнату и встаю рядом с ним.
– Я думаю, что вы самый благородный человек, которого я когда-либо встречала. Благородный, честный, и… и храбрый. – Я провожу пальцами по его волосам цвета воронова крыла.
– Но я не был честен. Я был зол. Тюрик говорил о моих чувствах к вам, и я отрицал их. Чтобы убедить его и себя, что я не беспокоюсь о вас.
Его чувства ко мне? Что-то, не нервы и не страх, мерцает в глубине моего живота. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить свой голос.
– И все же вы были правы, Люсьен. Мой долг – защищать Атратис. Если я не справлюсь с этой обязанностью, тогда я должна быть принесена в жертву. Я не заслуживаю ничего лучшего. Я понимаю наконец: то, чего я хочу, на самом деле не важно.
Он вздрагивает, словно от сильного удара, и встает.
– В одном я ошибся, Адерин. Когда я сказал вам никому не доверять, это было неправильно. Не совсем. – Он берет свой меч, висящий на спинке стула, и вытаскивает его из ножен. – Вы можете мне доверять, Ваша Светлость. Раньше я обещал служить вам. Но теперь клянусь вам в верности.
Пока я смотрю, он кладет лезвие поперек левой ладони и сжимает зубы.
– Не надо… – Я кладу руки на рукоять меча. – Не надо, Люсьен. Я не хочу, чтобы вы поранились. Я доверяю вам.
В тишине я слышу дыхание Люсьена. Он кладет меч и наклоняется вперед, поднимая руку, чтобы погладить меня по щеке. Я повторяю его движение, глядя на темный огонь в его глазах, на изгиб его губ, наслаждаясь ощущением его кожи под своей ладонью. Я жадно вглядываюсь в его лицо, изучая каждую деталь, пока он проводит пальцами одной руки по моим длинным волосам. Его руки сжимают меня в крепких объятиях, а его губы впиваются в мои. Он целует меня, и я чувствую, как колотится мое сердце, что, кажется, вот-вот разобьет мне грудную клетку.
– Адерин… – Его голос охрип, но я слышу в нем вопрос.
И, возможно, он прав. Возможно, учитывая все, что мы сказали друг другу, это не совсем подходящие отношения. Возможно, учитывая все происходящее, сейчас неподходящий для них момент.
Но я боюсь, что время, которое у нас есть, истекает.
– Я выбираю сейчас, Люсьен. Я выбираю вас.
Он целует меня в лоб, выдыхая в мои волосы.
– Тогда, с вашего позволения, Ваша Светлость… – Он берет меня на руки и несет к кровати. Я сижу на краю и смотрю, как он запирает дверь и задувает все свечи, кроме одной, и каждый нерв в моем теле поет от предвкушения. Он неуверенно дергает себя за рубашку. – Мне стоит?..
– Да. Но позвольте мне помочь. – Я встаю лицом к нему. – Я уже видела вас нагим, помните?
Мне не требуется много времени, чтобы стянуть рубашку Люсьена через голову, а затем он снимает оставшееся. На этот раз я не опускаю глаз.
Я помогаю ему расшнуровать мое платье – не обращая внимания на стыд, который всегда ждет случая поиздеваться надо мной из-за моих шрамов, – и снимаю его с плеч вместе с нижним бельем. Ткани лежат у моих ног; я выхожу из них и ложусь на кровать, Люсьен ложится рядом со мной. На мгновение он смотрит на меня сверху вниз; я чувствую, как его тело дрожит.
– Что случилось?
– Вы уже знаете, что я хочу вас. – Он проводит рукой по изгибу моих бедер. – Но сейчас… сейчас я понимаю, что нуждаюсь в вас, Адерин. Вы нужны мне как вода. Или воздух. Мне нужно, чтобы вы были рядом. И это пугает меня.
– Не бойтесь, – я притягиваю его ближе. – Я никогда не причиню вам боли. – С этими словами мы оба теряем контроль. И среди голодных поцелуев, сплетенных конечностей и блаженной податливости теряются все страхи, ужас и напряжение последних недель.
Мы лежим вместе в его постели, грея ноги под одеялом. Кожа Люсьена позолочена свечами, и я провожу пальцами по его груди и руке.
– Вы прекрасны, вороненок.
– Не настолько прекрасен, как вы, миледи. – Он целует меня в шею, в ложбинку между ключицами, и я вздыхаю от удовольствия. – Должен ли я сказать вам, как долго я мечтал об этом?
– Я думала, вы возненавидели меня, как только мы приехали сюда.
– Я хотел ненавидеть вас. Это было по-детски. Я хотел обвинить кого-то в том, что мой отец фактически бросил нас; кого-то живого, кого я мог бы наказать. Более того, я думал, что если смогу заставить себя ненавидеть вас, то в конце концов перестану хотеть вас.
– Почему вы
