Наверное, я должна быть благодарна Люсьену за то, что он показал мне отцовскую тетрадь; шок и тошнота, поднимающаяся в моем желудке, слабее, чем могли бы быть в ином случае. По крайней мере, в словах, написанных моим отцом, нет никаких любезностей. Никаких признаков того, что он считал Зигфрида своим другом. Каждая фраза деловита. Даже судя по тому, как адресованы письма…
Нахмурившись, я снова просматриваю их. Подпись моего отца стоит под каждым из писем. Но в начале нет имени. Все они адресованы моему господину.
Я вздыхаю. У меня больше доказательств, чем было раньше, но все равно недостаточно. Опять-таки все сводится к моим словам, что письма были в комнате Зигфрида, что мой отец писал ему, а не кому-то другому. И до сих пор неясно, как Зигфрид выполнил свою задачу, каким образом он достал это зелье, как он получил доступ в комнаты короля. Я прикусываю нижнюю губу, размышляя. Возможно, письма Зигфрида к моему отцу все еще есть в Мерле. И если я пошлю Люсьена, чтобы найти их, по крайней мере, он, может быть, будет вне досягаемости. Возможно. Если. Может быть. Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что участие моего отца в этом заговоре нельзя держать в секрете. Чтобы спасти мой дом и моих друзей, мне придется пожертвовать его памятью и репутацией.
Да будет так. Живые важнее мертвых.
Мягкий бой часов на каминной полке обращает мое внимание на то, что Летии нет – она уже давно должна была вернуться. Тревога пронзает мой позвоночник. Я вскакиваю и дергаю за ручку звонка, стараясь не обращать внимания на страхи, которые мгновенно возникают в моем сознании, – что кто-то видел, как мы выходили из комнаты Зигфрида, что ее тоже отправили на «допрос». Проходит еще полчаса, пока я прохаживаюсь взад-вперед по комнате. Я уже собираюсь отправиться на поиски подруги, когда в дверь наконец входит Летия с подносом еды.
– Где ты была? – Я выдыхаю часть напряжения, которое сковывает мои плечи. – Я думала, тебя арестовали.
– Мне очень жаль. Но мне нужно было приготовить тебе ужин. А потом, ты попросила меня держать ухо востро на случай чего-нибудь полезного. Так что это то, что я и делала, отчасти.
– И что же ты узнала?
– Сначала еда. Я полагаю, ты не ела с самого завтрака. Я буду чувствовать себя менее виноватой, принимая жалованье от лорда Ланселина, если по крайней мере, удостоверюсь, что тебя кормят, пока я помогаю тебе рисковать своей жизнью.
Я вдруг понимаю, что проголодалась: от запаха жареного сыра, фруктового пирога и яблочного сока у меня текут слюнки. Я ем быстро.
– Выглядит очень аппетитно, спасибо. А теперь расскажи мне все, пока я ем.
– Ну, сегодня утром был новый завоз. Еда для свадебного пира, включая какие-то причудливые пирожные, такие, как у тебя, из Олориса, – Летия скорчила гримасу, свидетельствующую о том, что она невысокого мнения об олорских деликатесах. – Как бы то ни было, когда я вышла из прачечной, я вернулась через кухню, а олорские возчики сидели там и ели, и пили, что, по-моему, вполне справедливо, поскольку они проделали долгий путь и, вероятно, ночевали…
– Верно… – Я киваю, надеясь ускорить рассказ Летии.
– Один из них попросил меня выпить с ним бокал вина, поэтому я согласилась, думая, что могу спросить его о лорде Зигфриде…
– Но ты была осторожна, не так ли?
– Конечно. И мне даже не нужно было спрашивать, он просто продолжал говорить. – Она мрачно улыбается. – Как будто у него внутри слишком много слов, и если он их не вытащит, его внутренности взорвутся.
– Но что он сказал?
– Сначала он рассказывал, каким диким был в молодости отец лорда Зигфрида, Аурик Редвинг. И каким лорд Зигфрид был сдержанным, но как все из-за этого еще больше боялись его. А потом… – Она замолкает и понижает голос: – Потом он заговорил о королеве. Говорят, что она на самом деле не дочь человека, который считается ее отцом. Что мать королевы была тайной любовницей этого Аурика, вплоть до ее замужества.
Я роняю кусок пирога, который ем, и хватаюсь за подлокотники кресла, почти задыхаясь от внезапного ускорения сердцебиения.
– Потому королева и Зигфрид…
Летия кивает. Если слухи верны, она его сводная сестра.
Я откидываюсь на подушки дивана. Так много вещей, которых я не понимала раньше, теперь приобрели смысл. Как Зигфрид получил доступ в кладовую, где он держал Флейфезера. Почему олорские стражники были допущены в пределы Собственности Короны. Я вспоминаю суд, осознавая, что не услышала тогда в словах королевы отголоска мыслей, которые уже высказал Зигфрид. И когда она спрашивала меня на следующее утро о Зигфриде, она на самом деле хотела знать, что я думаю о ее брате…
Разумеется, именно она устроила суд, посеяв семена недоверия и страха между доминионами. И это она, должно быть, отравила короля.
Мои мысли возвращаются к дяде. Он убил мою мать из-за своей ревности, или из-за жажды власти, или из-за того и другого вместе и почти уничтожил моего отца. Своего собственного брата. Я помню, как король насмехался надо мной: «Твой отец однажды недооценил меня…»
Меня переполняет горестное желание: чтобы король узнал перед смертью, что мой отец отомстил ему.
– Адерин, куда ты идешь? – Летия зовет меня, но я не останавливаюсь. Вместо этого я поднимаюсь по бесконечной лестнице в королевские покои. Запыхавшись, я подхожу к приемной короля. Но у двери нет никакой стражи. Ее нигде не видно. Я колеблюсь мгновение, поворачиваю ручку и вхожу.
Приемная пуста; сейчас ранний вечер, так что, возможно, все слуги короля уже ужинают. Я сжимаю кулаки, стараясь не дать мужеству ускользнуть, и как можно тише прохожу по комнате. В конце коридора есть дверь, ведущая в следующую, более уединенную комнату, где мой дядя сказал мне, что я должна выйти замуж за Патруса. Я подхожу к двери и кладу пальцы на ручку…
Из узкого коридора справа от меня доносится шум. До этого я его не замечала. Но теперь я слышу голоса. И журчащий смех. Не выходя из тени, я крадусь по коридору туда, где он переходит в другую комнату. И заглядываю внутрь.
Зигфрид. И королева. Они стоят близко друг к другу. Зигфрид шепчет что-то ей на ухо, и она снова смеется, обнимая его за шею. Он толкает ее спиной к стене, прижимается к ней и…
Целует ее.
Глава
