Ветер со своего места видел, как неожиданно вильнул конус света, тело Анны расслабилось, фонарик выкатился из левой ее руки, разжались пальцы правой руки, державшей схему, и белль уснула.
Галарец подумал, что надо встать, подобрать упавший флип-слип и выключить, а то сядет микроэлемент, а микровок у них – раз-два и обчелся и как раз за микровками они и отправлялись в город… Он порывисто откинул одеяло…
Фиал распорядился за него – галерец мгновенно ушел в сон.
Надьежда проснулась. Завозилась в колыбельке, почмокала губами, решила покапризничать, но фиал убаюкал младенца.
* * *Тимох медленно просыпался. Отдохнувшее тело испытывало легкость свободного полета, какое терровцам – жителям других планет – случается переживать разве что в счастливом сне. Приятный переход от сна к бодрому и деятельному дню делал Ило Семилунный невероятно популярным у туристов.
Нофиал постепенно заполнял мир под солнцем Ило-Соло, вентилировались легкие патрульного пилота, ощущение парения отступало, сознание возвращалось в реальность.
Прошли еще долгие тридцать минут, волшебное время, дарившее иланцам счастливые миражи сна, побуждающие людей вставать с улыбкой на лице и с чувством, как будто юность снова вернулась в тело.
Тимох намерился потянуться, разминая мышцы.
Но у него не вышло даже пошевелить ногами.
Контраст приятного пробуждения и физической скованности встревожил, иланец натренированным усилием включился в действительность, согнав остатки дремы, и вчерашние приключения напомнили о себе тревогой, только и ждавшей, когда после сонного морока к человеку вернется прежняя ясность мысли.
Тимох вспомнил, как втискивался в узкую каменную нору, в которой ему едва хватило места; вертикальная гранитная стена оставила ему немного вариантов, и найти другой схрон он уже не успевал. Вспомнил, как ерзал в этой норе, егозил спиной на мелких камешках, стараясь расчистить место под собой. В тесноте, под низким сводом, почти ложившимся на грудную клетку, он был лишен возможности действовать руками.
Он вспомнил, что перед тем, как забиться в эту щель, свернул офицерский хлыст кольцом, всунул его в рюкзак и, активировав, перевел в состояние твердого стального обруча. Рюкзак изменился: раздался, стал круглым, похожим на гриб. Птица, тихо сидевшая внутри, пронзительно и коротко вскрикнула: не иначе, журавлю защемило перо отвердевшим обручем. Проделав манипуляции с рюкзаком, патрульный влез в пещеру и попытался умоститься поудобнее, но у него ничего не получилось – голова оказалась опасно близко от входа в каменную нору. Он передумал ложиться ногами вглубь пещеры, выскользнул наружу и забился в схрон, выбрав другое положение тела: головой вперед, ногами к выходу. Ногами он протолкнул рюкзак с пленной птицей к отверстию входа, ступнями двигал и шевелил рюкзак до тех пор, пока тот не закупорил собой лаз.
Откуда-то сверху через щели в скальной породе в его нору поступал воздух. Тимох обонял усиливающийся запах фиала и все чаще зевал.
Как всегда бывает, он не помнил момент, когда уснул.
Теперь Тимох видел яркие точки света на каменных стенах пещеры. Восходящее солнце метало жаркие стрелы, засвечивая прицельно в дыру лаза, выходившего на восток. Но лаз должен быть закрыт рюкзаком… Если рюкзака нет – что-то все-таки успело произойти зловещей иланской ночью.
Тимох физически ощутил неладное, потому что ноги не двигались, а пятна света чересчур сильно дробились. Что-то перекрыло вход и туго спеленало ноги пилота.
Он, снова извиваясь, вытягивая шею и скосив глаза, попытался увидеть тело ниже пояса. И с ужасом понял, что остался жив только чудом.
Флорники все-таки обнаружили его на такой высоте.
Лиане понадобилось немало времени, чтобы дорасти до лаза, в котором спал пилот. Когда тонкие стебли дотянулись и, свившись вместе, образовали могучий и жадный до органики жгут, несчастная птица в ранце первой оказалась на их пути. Флорникам пришлось потрудиться, пока они нашли щель в магнитной застежке рюкзака. Это их задержало. Но до рассвета от несчастного журавля даже перьев не осталось: зеленые живо расправились со своей жертвой, как только им удалось проникнуть внутрь ранца к беспробудно спящей птице.
Тимоху не надо рассказывать, как все происходило. Тонкий стебель, самый удачливый, случайно ткнулся в щелку между застежками и проник в рюкзак, указывая дорогу остальным зеленым. Дальше все решало лишь время: журавлю пришел конец, и пилоту оставалось только похвалить себя за предусмотрительность, обеспечившую спасительную задержку.
Когда растения принялись за человека, ночь была уже на исходе.
Чтобы оплести ноги пилота и спеленать его до колен, флорникам понадобилось минут тридцать: вход в пещеру буквально забили жгуты растений. Но на высоте двадцати футов молодые неокрепшие побеги лианы не так предприимчивы – не то что на земле. К тому же они мешали друг другу, иначе успели бы прорасти сквозь плоть человека или пережали спящему вены. Тимох возмутился, когда увидел одинокий стебель, лежавший на ширинке брюк.
Плети лианы под действием нофиала истончались на глазах, и солнце ломилось сквозь хаос спутавшихся стеблей. Пятна света в пещере расширились, пилот лежал, щурясь от света.
Спеша освободиться поскорей, он извивался всем телом, а восходящее светило невыносимо припекало ему в подошвы, словно хотело изжарить.
Наконец ему удалось выскрестись из пещеры наружу, и он уселся на узком карнизе перед своим ночным убежищем. Он отшвырнул остатки сухих флорников, и мертвые растения, шурша, полетели вниз по склону.
Тимох схватил ломкий, уже иссохший до нити стебель, который снял со своих штанов, с чувством изорвал его на куски, развеял по ветру и только после учиненной казни взглянул на ступни. Ступни продолжали гореть огнем. Да, так он и думал: солнце ни при чем. Он принес на ботинках жирную болотную грязь и не потрудился стереть затвердевшую в углублениях протектора корку. Флорники успели посеять споры на его подошвы, споры проросли внутрь, где было темно и влажно, и теперь ноги пилота зеленели крошечными всходами, а жжение увеличивалось с каждой минутой.
Тимох, морщась от неприятной щекочущей боли, нащупал у входа в пещеру чудом уцелевший баллончик со спреем; остальные два, видимо, под напором флорников скатились с утеса вниз вместе с ранцем. Космофлотские бутсы Тимох отправил туда же, горестно попрощавшись с ними, как с верными друзьями.
Спрей на время облегчил боль и очистил кожу от мехового налета. Брызгать придется много раз, если он не хочет следующей ночью весь покрыться зеленым мехом. Но спасительный баллончик – йло! – только один. К тому же спуск по склону босиком теперь превратился в смертельно опасное испытание. Патрульный порадовался, что хлыст по-прежнему с ним – вон лежит в пещере, свернувшись кольцом. Он не ушел бы отсюда без хлыста и вынужден был бы шататься под горой, разыскивая пропажу.
Тимох вернул хлысту гибкость плети и, в третий раз давая ступням высохнуть
