Хихикнув, девица выбралась из-под колючего шерстяного одеяла и с наслаждением потянувшись, дала Касиану великолепную возможность хорошенько рассмотреть себя со спины. Не упуская ни единого шанса подразнить неопытного любовника, она в очередной раз заставила того покраснеть и, довольная произведенным эффектом, задорно ухмыльнулась.
— Ты бы пришла, не будь у меня прав на землю? — Наконец рискнул спросить парень, не отрывая взгляда от подпоясывающей светло-серую рясу красотки. Подперев кулачком подбородок, та на мгновение замерла, изображая напряженную работу мысли, но не выдержав звонко рассмеялась.
— К тебе бы в любом случае отправили кого-то. — Пояснила девушка. — Выжившие в тяжких испытаниях обязаны оставить свое семя, если их состояние позволяет возлежать с женщиной. Так что одна из моих сестер наверняка бы навестила тебя.
— Но не ты?
— Я. — Уверенно заявила послушница и, вновь хихикнув, добавила:
— Ты симпатичный. Только больше наследником не прикидывайся, дурачок. В этих стенах никого не волнуют мирские титулы, но за их пределами тебя снова могут поколотить. Живи как честный человек и наслаждайся жизнью!
Не дожидаясь возможных споров, монашка щелкнула юношу указательным пальцем по лбу и, послав на прощание воздушный поцелуй, выскользнула в дверь, но пропустивший очаровательный жест Касиан лишь обхватил голову руками, безжалостно царапая кожу давно нестрижеными ногтями.
— Не прикидывайся наследником… — Застонал он, осознав наконец безумие ситуации. Оставшиеся родственники (кроме шляющейся по Скрытым Островам Лины) банально не знали его в лицо. Бессмысленным поездкам к дружественным феодалам прошлый лорд Цаплиного Холма предпочитал пьянки, а его младший отпрыск — тренировки с сиром Рамоном или безымянной солдатней. Тренировки, в решающий момент оказавшиеся абсолютно бесполезными. Возможно, старый норн не ошибался, принижая благородное искусство меча и возводя в абсолют умение бороться за жизнь, вгрызаясь в шею врагу.
Но стоило ли вообще гадать, какие действия могли остановить изменников и сохранить жизнь отцу и брату? Старость еще предоставит тысячи возможностей обсасывать былые неудачи, сейчас следовало гарантировать ее наличие.
Нехотя поднявшись с кровати, Касиан подошел к кондовому столу и, отломав от черствой краюхи несколько мелких кусочков, принялся размещать их по дубовой поверхности. Обозначив цепочкой крошек Велью, он аккуратно расставил “крепости” на берегах великой реки и, потерев переносицу, уставился на “план государства”, но спустя несколько секунд резко смахнул все в ладонь и, закинув задеревеневший хлеб в пасть, приложился к глиняной кружке с ключевой водой. С трудом пережевывая грубую пищу, он признал горькую истину:
— Даже захудалый барон не согласится помочь мне…
— Думаешь, протянуть руку могут только высокородные? — Раздался холодный, начисто лишенный эмоций голос. Повернувшись юноша широко раскрыв глаза, глотая ртом воздух. Не находя слов, он несколько раз открыл рот, но внезапно снаружи донесся громкий стук, и в комнатушку вошла седая старушка.
— Выспался, внучек? — Поинтересовалась она, протягивая плошку с порезанной крупными кусками репой, но заметив ошарашенное лицо постояльца, бегающего взглядом по помещению, тяжело вздохнула:
— Ох, горемыка… Тот выродок сюда не сунется. Не переживай. В святом месте нельзя поднимать руку на человека. Двуликий такого не прощает. Так что отдыхай, зайчик. Не беспокойся, никто не обидит.
— Вы не поняли, — потупил взгляд граф, не зная, как среагирует женщина на излишнюю откровенность, — мне только что мертвец привиделся.
— Сильно тебя по головке приложили, милый. — Вздохнула монахиня, указывая на видавшую виды метелку. — Уберись-ка ты в келье. Может глупость выветрится, покойники мерещиться перестанут. А как здесь порядок наведешь — во дворе найдем работу.
— Думаете, ушедшие не могут вернуться? — Огрызнулся Касиан, не желая собачиться с пейзанкой. Еще несколько дней назад он сам относился к мистике с изрядным скепсисом, но устоявшиеся взгляды на мироустройство рушились буквально на глазах. И безродная бабка, пытающаяся оборвать последнюю связывающую с родственниками ниточку, выводила его из себя точно красная тряпка матерого быка.
— Не могут, мальчик. — Примиряюще сказала старуха. Подойдя вплотную, она положила морщинистую ладонь на плече юноше и, заглянув в глаза, грустно произнесла:
— Любой человек, проживший на этом свете достаточно, терял близких. Но в Книге велено отпускать их с чистым сердцем. Души воссоединяются с Двуликим. Мысли ихние становятся частью помыслов Его.
— Но к живым они не возвращаются.
— Именно. — Кивнула служительница. — Пришедшие — лишь игра воображения. Не ведаю выпавшую тебе долю, милый, но сердце цепляется за погибших. А глаза отвечают. Показывают тех, кого нет.
— Считаете, я — просто трус и боюсь одиночества? — Рявкнул Касиан, но женщина лишь улыбнулась, заставляя графа почувствовать себя недостойным титула дикарем.
— В страхе нет ничего постыдного, зайчик. Ты позволишь мне присесть? В моем возрасте трудно долго стоять. А я все утро провела, наставляя молодух.
Дождавшись кивка, бабка опустилась на стул и грустно прокомментировала:
— Они никак не поймут. Служение — большее, чем работа в саду…
— Вернемся к страхам. — Напомнил парень, и монахиня тяжело вздохнула:
— Вы, молодые… Хотите знать, но не хотите слушать… А страхи… Страхи есть у всех… Я была маленькой девочкой и до смерти боялась ночных чудовищ. Без устали молилась Двуликому. Но каждый вечер солнце скрывалось за горизонтом. Мир погружался во тьму. Как думаешь, почему?
— Ему нет никакого дела до людей? — Предположил юноша, надеясь разозлить собеседницу, но та не заметила выпада.
— Именно. Двуликий создал мир. Напомнил жизнью. Мы должны быть благодарны за этот дар. Но ему нет дела до маленькой девочки, свернувшейся клубочком и тихонько плачущей под одеялом. Так же как нет ему дела до отрока, потерявшего близких. Создатель лишь наблюдает. Не вмешивающийся в жизни. Не отвечающий на молитвы. И, конечно же, не возвращающий тех, чье время подошло к концу.
— И стоит ли молиться такому бесполезному богу?
— Решать только тебе. Но точно не стоит делиться такими мыслями со священнослужителями.
С несколько разочарованным видом старушка поднялась и, неспешно засеменив к двери, бросила через плечо:
— И раз ты в состоянии спорить об устройстве мира, отправляйся к поленнице. Дрова сами себя не наколят.
***
Оставшись в одиночестве, Касиан схватил самый крупный кусок принесенной монахиней репы, и с ожесточением вгрызся в корнеплод.
— Седая дура… — Пробормотал он, поглощая дармовую, но оттого не менее деревянную пищу. — Посмотрю, каким тоном ты будешь давать советы, когда верну замок…
— Достойно ли высокородного господина уделять внимание простолюдинке? — Прозвучал за спиной мягкий голос, и, до боли закусив губу, парень медленно развернулся, встречаясь взглядом с отцом… Призраком отца — полупрозрачной зеленоватой дымкой, в которой угадывался столь знакомые черты.
— Бабка считает, что ты не существуешь. Или существуешь лишь в моем воображении. Не суть важно. — Запинаясь произнес юноша, вглядываясь в изумрудную взвесь, скрывающую родителя.
— Какое тебе дело до ее мыслей? — Спокойно ответил мертвец, выдохнув фонтан малахитового пара. — Вот ты, вот я. Мы оба умеем разговаривать. Почему бы не воспользоваться сложившимися обстоятельствами?
— Если тебя не существует, то у меня едет крыша! Но если настоящий, то поможешь
