Он помедлил, прежде, чем натянуть рубаху.
Силана бросила на него один короткий будто украденный взгляд. Рейз почувствовал, что его окатило жаром.
— Я никому раньше не говорил, — вдруг признался он. — В смысле, про эскиз.
— Вам очень идет.
«Не спрашивай, — сказал себе Рейз. — Просто заткнись. Не издевайся ни над собой, ни над ней».
— Хочешь потрогать?
Он снова чувствовал себя идиотом. Неисправимым, жестоким идиотом.
— Вы же знаете, что я не могу.
Она сцепила пальцы, будто боялась, что иначе не удержится и правда дотронется. Хотя, конечно, нет.
— Да, знаю. Извини, — он попытался разрядить обстановку, заставил себя улыбнуться. — Знаешь, я не постепенно их делал. Эскиз был на всю спину, ну и… Надо было, наверное, начинать с чего-нибудь поменьше.
— Вам попался хороший мастер, — осторожно заметила она. — Рисунок очень четкий.
Рейз никогда не думал раньше, что однажды будет обсуждать с ней свои татуировки.
— Не знаю уж, повезло ли мне с мастером, но больно было так, что я чуть не сбежал. До сих пор ненавижу иголки.
Об этом он тоже никому раньше не говорил.
— Вам было больно?
— Так, что я орал в голос. Отвратительное ощущение. Что насчет тебя?
Силана казалась удивленной, и Рейз пояснил:
— Тебе же делали этот ваш жреческий знак, — он показал на шею сзади, и Силана неопределенно пожала плечами.
— Его наносят сразу после Посвящения. Я вообще не чувствовала боли, — она улыбнулась, неожиданно светло и немного грустно. — Я была очень счастлива, — и вдруг она добавила. — Знаете, Калеб подарил мне платье. Он… на самом деле не такой, как вы думаете. Мой брат хороший человек, просто он очень сильно меня ненавидит.
— За что?
Рейз спросил и тут же пожалел, что вообще открыл рот.
Силана побледнела, нервно сжала пальцы.
— Можешь не говорить, если не хочешь. Это не мое дело, — поспешно добавил он. — Извини.
— Нет, вы имеете право знать, — она снова подошла к скату, медленно опустилась на колени. Нежно погладила краешек плавника. Кажется, ее это успокаивало. — Калеб винит меня в смерти мамы.
Рейз молчал, давая ей выговориться.
— Когда мне… пришлось уехать, она была больна. Я пыталась ее исцелить, но не смогла сделать этого за один раз. Я обещала, что вернусь, если болезнь опять начнет прогрессировать, — она замолчала, сглотнула, а потом продолжила глухо. — Я дала ей слово, что успею, чего бы мне этого ни стоило.
— Но случилась война, — Рейз теперь понимал. И почему Силана так хорошо разбиралась в оружии, и почему долго не возвращалась домой, и почему с такой ненавистью говорила об армии. — Во время путешествия ты попала в город, где шли бои, и дороги оказались перекрыты. Ты не смогла вернуться.
Она бросила на него усталый, затравленный взгляд, помолчала и призналась:
— Был момент, когда я еще могла все бросить и успеть. Но я осталась, пока не стало слишком поздно.
Он мог это представить — наивную богатую девчонку, которая верила, что нужно просто немного подождать, и все разрешится само собой. Поэтому теперь она так рвалась на Арену? Поэтому пошла по осколкам, лишь бы победить? Ради возможности хоть что-то изменить?
— Калеб знает об этом?
— Это не важно. Он прав.
Она даже не плакала, и это казалось одновременно больным и неправильным. Рейз смотрел на нее и вдруг подумал, что дело на самом деле было вовсе не в Калебе и не в том, как тот относился. Дело было в самой Силане.
В том, что она искренне, изо всех сил ненавидела себя.
— Вы считаете, что должны защищать меня от него, но это не так.
Наверное, ей казалось, что она этого не заслуживает.
— Я все равно буду, — отозвался он.
— Потому что нас связывает контракт?
— Потому что хочу. Потому что ты спасла Дженну, и даже этого несчастного ската. И потому что мне не плевать, когда тебе больно.
Она отвела взгляд, посмотрела в пламя:
— Вы…
Он даже знал, что она собиралась сказать, перебил, не собираясь это слушать:
— Нет. Нет, я не «хороший человек», и я перед тобой виноват. Но я действительно хочу тебе помочь.
Рейз пытался представить, что она чувствовала, и это оказалось до смешного легко. Во время войны, когда агенты князя набирали бойцов в армию, они приходили и к нему. Ему повезло, главный из них оказался жадным, сам предложил решить все деньгами, Рейз остался с Дженной и ни разу о том не сожалел.
Но если бы его отправили воевать, если бы Дженна умерла, потому что его не было рядом, наверное, он бы тоже себя ненавидел.
Он бы, как и Силана, не понимал бы главного:
— Ты не виновата. Не виновата в том, что случилась война, в том, что перекрыли дороги. Не виновата, что твоя мама заболела, и в том, что она умерла. Ты просто ошиблась.
Силана казалась ему хрупкой, изможденной. Отсветы пламени ложились на лицо, подсвечивали алым.
— Я не вернулась к ней. Понимаете? Городу нужна была целительница, и я осталась, зная, чего это может мне стоить.
Рейз не удержался, опустился рядом, и притянул Силану к себе.
Она вздрогнула, напряглась — если бы захотела отстраниться, Рейз не стал бы удерживать — и вдруг уткнулась лицом ему в плечо, судорожно вдохнула.
Он погладил ее по волосам, шепнул только:
— Мне жаль.
Она не ответила, и Рейз тоже замолчал. Обнимал ее и надеялся, что ей хоть немного станет от этого легче.
Волосы Силаны едва уловимо пахли костром.
— Спасибо, — сказала она в конце концов, отстраняясь. Он не стал удерживать, и точно знал, что она услышит следующим.
И не ошибся.
— Простите. Я не хотела, чтобы вы меня жалели.
— Я знаю. Потому что ты сама себя не жалеешь. Ты всерьез веришь, что твой Калеб прав. Но он ничего не знает, понятия не имеет, через что тебе пришлось пройти, какой выбор сделать, и чем пожертвовать.
— Вы тоже, — тихо отозвалась она. — Вы защищаете меня, хотя тоже этого не знаете, потому что я спасла вашу сестру. Вы благодарны мне, и поэтому оправдываете. Но если бы случилось иначе, если бы я дала вам слово, и не сдержала, если бы вы сидели у ее постели, надеялись бы на чудо, и врали, что нужно только немного потерпеть… что вы сказали бы мне тогда?
Он не мог ей ответить.
— Вы ненавидели бы меня так же, как Калеб, — мягко, спокойно и серьезно добавила Силана. — И были бы правы.
Она встала, неловко пожала плечами:
— Знаете, я думаю, есть вещи, которые нельзя искупить и нельзя исправить. С ними только можно только жить дальше. Я пытаюсь, правда, хотя после возвращения все кажется мне чужим. Прошлая жизнь будто сон. Я почти не помню, какой была тогда. Все, что есть у меня сейчас это мамин
