Профессор увидел стоящего перед ним человека с длинными белыми волосами; на боку у него висела странная изогнутая сабля. Он видел ту же саблю, похожую на язык пламени, которую занесли над ним в свете свечей, чтобы нанести удар и… что? Убить его? «Это древнее оружие, – подумал Кроу, – моя древняя погибель».
А затем Ариндон ушел вниз по лестнице и волк закончил свою трапезу. Кроу огляделся по сторонам. Волк тоже пропал. Кроу был покрыт какой-то слизью. Во рту у него чувствовался металлический привкус, странный и восхитительный, а у ног лежал изуродованный труп человека с автоматом Томпсона.
Мир для Кроу изменился. Его захлестывали звуки пылающего города, а запахи казались то пугающими, то соблазнительными. Кроу ощущал множество разных запахов, доносившихся с улиц, – собственной густой крови, пожаров, разорванных линий газопровода и канализации – и смерть, смерть, смерть повсюду. На фоне всего этого он чуял Ариндона. Но если несколько часов назад этот запах был еле уловимым, то сейчас он напоминал теплое течение реки, по которому легко было выйти к источнику. Более того, теперь по камням, на которых оставались следы пота Ариндона, Кроу мог уловить его настроение, эмоции: ликование, конец страхов и еще кое-что – ощущение, что дело сделано. Размытый запах пота Ариндона говорил Кроу, что тот возвращается в место, которое считает своим домом, и профессор знал, что, несмотря на бомбежки и пожары, вынужден следовать за ним.
21
На пределе
Лежа в кровати со своей женой, Макс провел бессонную ночь, размышляя, что же ему делать.
Глядя на спящую Герти, он видел ее амбиции так же четко, как если бы это были расставленные перед ним физические предметы. Ей явно не хотелось до конца жизни оставаться женой доктора, перебивающегося случайными заработками. Она хотела иметь хороший дом в живописной сельской местности, автомобиль, ювелирные украшения. При взгляде на часы на руке у Герти – а она не сняла их, даже укладываясь в постель, – Макс решил, что эта кража свидетельствовала о том, что его жена испытывает стресс, а также стремится к лучшему. Он прилагал недостаточно усилий, чтобы ей угодить. Его же жизнь была воплощением снисходительной, эгоистичной терпимости к самому себе, заполненной бездельем в собственном кабинете и беззаботными радостями в пивной, – по крайней мере, так было до того, как они переехали в замок.
«Выхода нет», – подумал Макс. Бабушке Михала все равно суждено умереть, так или иначе, и, кто знает, может быть, ее ожидала гораздо более страшная смерть, чем в его кресле. Он сделает это быстро, и все будет кончено. По результатам проведенного эксперимента он напишет рапорт, в котором укажет, что все, что делает фон Кнобельсдорф, правильно, и на этом будет поставлена точка. Все закончится. После этого Макс вступит в СС и станет жить сегодняшним днем, решая проблемы по мере их возникновения. Учитывая его стресс и моральную усталость, такие рассуждения казались ему разумными. Макс никогда не относился к числу людей, которые делят мир на черное и белое. Он всегда шел по пути наименьшего сопротивления. И сейчас это повторялось. Единственное, чего бы ему хотелось на данный момент по-настоящему, – это чтобы у него в голове наконец улегся царивший там хаос.
На следующий день Макс встал рано. Он сам не понимал, зачем его понесло в лабораторию в шесть утра, но поймал себя на том, что отрабатывает возможные сценарии, начиная с того, как он пошлет фон Кнобельсдорфа, и заканчивая проведением операции. Сможет ли он это сделать? Макс хорошо знал, что он далеко не герой, но и негодяем тоже не был. Тогда сможет ли он этого не сделать? Он сознавал, что информация о его отказе дойдет прямиком до Гиммлера. И что будет тогда? Его судьба окажется в руках этой елейной крысы. Наклонившись вперед, Макс в отчаянии схватился за голову. Каким же он был идиотом! Его судьба все время была в руках у Гиммлера, с того самого момента, как он отослал на конкурс свою дурацкую работу. Что бы теперь ни произошло, он может винить в этом только самого себя. Но несет ли он за это ответственность? Моральная трусость, как когда-то заметил Арно, обожает скрываться за красивым фасадом.
Макс все ждал, курил и думал, пока в девять утра в лабораторию наконец не доставили пациента.
Макс не ожидал, что ему пришлют ребенка, девочку. Она пришла из лагеря вместе с Михалом в сопровождении охранника.
Девочка была маленькой, темноволосой и, разумеется, голодной; глаза на исхудавшем личике казались очень большими. На робе у нее был нашит фиолетовый треугольник, обозначающий свидетеля Иеговы. Макс отослал охранника, а сам вместе с Михалом зашел в каморку, сел и закурил, глядя на девочку. На вид ей было лет семь, не больше. Макса охватила дрожь. Так вот кого выбрал фон Кнобельсдорф! И эту девочку нужно убить самым ужасным способом. Макс взглянул на ее имя, написанное на робе: Мария Амсел. Внезапно он как будто очнулся. Ничто на свете не сможет заставить его умертвить ребенка.
Макс взял телефонную трубку и набрал номер начальника лагеря Хааса.
– Говорит доктор Фоллер. Пациент, которого вы прислали, мне не подходит.
– О, док, как же так? Вам не подходит именно эта девочка? Вообще-то девочки подходят всем!
Начальник лагеря еле сдерживал похабный смешок. Макс слышал, что кто-то рядом с ним смеется во всю глотку.
– У нее нет родственных связей с лагерными заключенными.
– Нет, есть, просто ее мать сейчас красит посудомоечную на втором этаже. Позже, когда приедет фон К, мы пришлем ее к вам.
– Эта девочка все равно мне не подходит. Я…
– Все равно не подходит!
В кабинете Хааса раздался взрыв хохота.
– Что в этом смешного?
– Просто мы тут заключили пари, что вы не захотите девочку.
– В каком смысле?
– Мы сочли, что девочки… хм… не вполне соответствуют вашим вкусам.
Максу стоило огромных усилий сдержаться.
– Для моего эксперимента нужен пациент, дни которого сочтены.
– Ну вот и сделайте так, чтобы она не прожила долго, – цинично ответил Хаас. – Можете отослать эту девочку обратно, и мы, если хотите, обработаем ее так, что она будет вам подходить. Но знаете, что я вам скажу, доктор? Заключенные – это ценный ресурс, и пока один из них не умрет, следующего вы не получите. Хренов гомик. – И с этими словами начальник лагеря бросил трубку.
Таким образом в крошечной комнатке у Макса было уже два ребенка, которых нужно было защитить. Он глянул на хронометр. До приезда фон Кнобельсдорфа оставалось еще несколько часов. Для начала Макс сходил в столовую и принес оттуда немного хлеба и суп. Было приятно сознавать, что он делает нечто такое, что входит в обязанности врача: заботится
