Шанс был. Конечно. Всё-таки в гарнизоне были самые бросовые войска, да и ополченцы, о которых Максим догадывался. Не такая уж и серьёзная угроза. Но шанс чего? Вот взял он Берлин, и дальше-то что? Надеяться на успех Штеттинского сиденья? Оптимистично. Ренненкампф, конечно, умница. Но сможет ли он воспользоваться успехом Меншикова и обрушить немцам фронт? Вряд ли. У него и люди другой выучки, и офицеры, и материальная часть. Подвинуть фронт сможет почти наверняка. Но не более того. Максимум – окружить приморский фланг германских войск и вынудить их сдаться. Всё. Финиш. На большее и надеяться не было смысла. То есть надежды на деблокирование не больше, чем на снег в июне. Чисто технически такое бывает… но не каждое десятилетие… или даже столетие…
Если честно, Максим вообще не хотел идти в этот рейд. Просто потому что целей не видел. Да, что-то красивое он подал наверх, в Главный штаб и лично императору. Вполне реалистичное. Но не более того. На бумаге всё было гладко. Ведь переносить туда всю замысловатую трудность личных отношений было нельзя. Да никому это и не нужно…
Меншиков нервно курил у своего бронеавтомобиля одну папиросу за другой. И думал. Напряжённо. Лихорадочно. Что он стал никому не нужен, было ясно уже осенью 1915 года. Слишком лихо он поднялся. Слишком масштабно стал играть.
Пока он был маленьким человеком, которому просто повезло, всё было нормально. Но это обстоятельство стремительно улетучивалось с каждым днём. И если низы и средняя прослойка восторгались Меншиковым, то в высшей сфере он становился опасным и неуместным. Умный, дерзкий, наглый, крови не боится, денег много… а главное – совершенно не понятно, к чему он стремится и чем мотивируется. Он, как и в 1914 году, продолжал оставаться тёмной лошадкой. Безумно опасной и непредсказуемой.
Мавр сделал своё дело. Мавр может уходить.
Наверное, единственный человек из всего высшего света, желающий другого, – его супруга. Но она Максима любила. Впрочем, даже это не спасало от молчания. Глаза выдавали, что она в курсе сгущающихся туч, но ни слова, ни намёка в устной или письменной форме. Видимо, боялась, что её с детьми тоже могут устранить, включись она в игру или проболтайся. Даже наедине. Видимо, не доверяла и наиболее доверенной прислуге.
Из действительно серьёзных игроков на стороне Меншикова были только Ренненкампф да Эссен и их люди. То есть командование Северного фронта и Балтийского флота. Что ни разу не смягчало ситуацию. Скорее напротив – близость к самым боеспособным частям Российской Императорской армии и флота ставила вопрос ребром в отношении князя. Эта тёмная лошадка станови-
лась с каждым днём всё опаснее. Особенно на фоне нарастающего кризиса власти.
А он был. Он никуда не делся.
Да, благодаря удачным подсказкам удалось избежать внутреннего политического напряжения и бурных, обострённых настроений, направленных против императора. Да и наиболее деятельных бунтовщиков из числа членов августейшей фамилии удалось упокоить. Но что это изменило? Меншиков прекрасно понимал, что этими болванчиками управляли и манипулировали, толкая туда, куда было выгодно заказчикам банкета. И если куклы погибли, то Карабасы-Барабасы никуда не делись, продолжив свою партию.
Почему? Так Николай II выводов из происходящего не сделал. Будучи в целом человеком умным и очень прилично образованным, он страдал от одного очень тяжёлого недуга. В интернете таковую болезнь именовали Православием головного мозга. В начале же XX века таких названий не знали, но легче от этого не становилось. Дополняло столь безумный диагноз ещё и чувство собственной исключительности, основанное на убеждённости в божественном предназначении править Россией. В своё время Победоносцев расстарался. Как итог – нормально, адекватно воспринимать реальность Николай II не смог. И вместо того чтобы начать корректировать очевидно самоубийственный курс, стал возносить благодарственные молитвы Всевышнему, посчитав Максима даром небес, спасением добрых, старых порядков, а не шансом всё поправить.
Максим, подумав о Николае, усмехнулся. Горько так. А в голове всплыли слова из одного мюзикла про «Властелина ничего», который только перед трагичным финалом попытался осознать, что нужно что-то поправить и что-то менять:
Ещё не поздно настроить скрипку,
Взять верную ноту, исправить ошибку!
Не поздно зажечь солнце, новое небо и новые звёзды.
Не поздно! Послушай! Я так не хочу быть один… в пустоте…
Ещё не поздно решить проблему, взять мажорный аккорд, красивую тему.
Не поздно жить без фальши, создать новый мир, лучше, чем раньше.
Не поздно! Послушай! Я так не хочу быть один… властелин ничего…
Николай же, пожалуй, даже в доме Ипатьевых, в подвале, смотря в дуло револьверу, и то вряд ли сообразил… И всех, кто стоял за него вынужденно или осознанно, он тянул за собой в могилу.
Конечно, идея революционной ситуации – бред. Просто красивая легенда для оправдания. Всё было банально. Весь XIX век Романовы последовательно теряли власть, которая с каждым новым правителем их династии становилась всё более формальной. А фоном развивался новый мир, который они игнорировали. И люди, в том числе на самом верху, которые в этом новом мире имели свои интересы… вступающие в противоречие с делами старого мира… старых законов…
России нужно было обновляться. Изменяться. Трансформироваться. Вставать на тот путь, которые по-разному проходили все страны, жаждущие если не мирового господства, то большого и вкусного куска. Где-то монарх не справился и поплатился головой – как, например, во Франции или Англии. Где-то головы лишились те аристократы, что цеплялись слишком сильно за устаревший хлам – как, например, в Японии.
В России можно было обойтись малой кровью. Благо, что большой объём наиболее болезненных преобразований уже прошёл. Де-факто. Но Николай не был к этому готов. Для него это было слишком. И отдуваться за эту твердолобость приходилось окружающим. В частности, Максиму.
Он не видел смысла в этом рейде. Но оставаться в России было слишком опасно. Убили бы. Нашли бы способ. Так как видели в нём опору власти Николая II. В нём видели личного цепного пса императора. И стремились от него избавиться, чтобы уже нормально взяться за монарха. Поэтому-то Меншиков и сбежал в рейд. Более того, Максим был на сто процентов уверен, что вся информация о рейде уже находится в Генеральном штабе Германии. И тот готовился его отражать. А значит, что? Правильно. Меншиков не собирался действовать сообразно поданному наверх плану…
– Максим Иванович, – козырнул подошедший быстрым шагом командир штурмовиков. – Ребята готовы. Схему штурма я в целом закончил. Можно начинать.
– Отставить. Не нужно начинать.
– Есть отставить. Что-то случилось?
– Вот карта, – протянул Меншиков командиру штурмовиков планшетку. – Что ты видишь?
– Уточните вопрос.
– Допустим,
