И она этим гордится.
Я пытаюсь выбросить эти мысли из головы, ибо, что бы ни случилось и что бы мне ни казалось, я должна сохранять спокойствие и трезвый рассудок и обеими ногами стоять на земле. Никаких суеверий. Никакого страха.
Выпрямляясь, я вдруг вижу растущий прямо на тропе крохотный красный цветок, каким-то образом пробившийся из-под земли на поверхность. И наклонившись, касаюсь его лепестков – у них идеальная форма, и их пять – дабы убедиться, что он реален. На глаза наворачиваются слезы – это цветок из моих снов, такой же, как тот, который я видела в руке миссис Фэллоу, когда ее вешали, такой же, как тот, что красовался в волосах женщины в предместье. Ума не приложу, как он оказался здесь и как сумел выжить на этой утоптанной тропе – по мне, так это куда больше похоже на волшебство, чем все, что я видела прежде.
– Давай, пошли, – говорит Ханс и, обхватив меня рукой за талию, помогает мне выпрямиться.
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я.
– Я же говорил, что буду тебя оберегать, – отвечает он. Я не осмеливаюсь смотреть на него, но, судя по голосу, Ханс сейчас улыбается. – Если в ограде вдруг образуется брешь, за мной немедленно пошлют. Ты меня поняла? Но я тебе помогу.
Я киваю. Хотя понятия не имею, что он хочет этим сказать.
Подойдя к концу тропы, мы видим перед собой высокие ворота, к грубо отесанному дереву которых прибиты сотни безжизненно висящих лент. Одни из них порвались на длинные тонкие лоскутки и выцвели до бледно-розового цвета, другие все еще целы и ярко-красны. Мне хочется убедить себя, что девушки оставили их здесь сами, что это их последняя попытка восстать перед тем, как отправиться домой, но с меня хватит притворства.
Это ленты тех, кто был убит.
Это не просто остережение.
Это послание, адресованное всем нам.
Добро пожаловать в ваш новый дом.
Глава 15
– Мы что, так и будем стоять здесь? – вопрошает Кирстен, раздраженно топая по земле носком ботинка.
– Кому-то из вас придется открыть эти ворота, – говорит низенький плотный стражник, переминаясь с ноги на ногу.
Я невольно смотрю на место у него между ног, где когда-то находилось его мужское естество. Будучи здесь, возле становья, не стал ли он чувствовать свою утрату острее?
Не выказывая ни намека на благоговейный страх, Кирстен распахивает створку ворот.
Створка пронзительно и жалобно скрипит, и нас обдает запах дыма от сырых дров, жженых волос, фекалий и гниющего мяса. От этой густой вони к моему горлу подступает тошнота.
– Вам надо завезти вещи и припасы внутрь, – говорит другой стражник, и голос его дрожит, как будто мы только что открыли ворота в ад.
Девушки поспешно хватают ручки тачек и, толкая их перед собой, заходят внутрь, в то время как стражники пятятся, даже не поворачиваясь к нам спиной, как будто стоит нам войти в ворота, как наше волшебство проявится в полную силу и мы погубим их.
Мы ждем, что на прощание они скажут какие-то слова… дадут советы… или что-то сообщат, но они просто стоят, не говоря ничего.
– Закройте ворота, – велит Кирстен, глядя на их веревочный механизм.
Мерил и Эгнес спешат выполнить распоряжение, радуясь возможности отличиться в ее глазах.
В последнюю секунду Ханс заботливо отцепляет мою ленту, зацепившуюся за деревянный кол.
Другой стражник резко тянет его назад.
– Ты что, спятил? Забыл о проклятье? – говорит он. И я понимаю: так Ханс простился со мной.
Створка ворот затворяется, закрыв собою испуганные лица стражников, и, взглянув на них, я понимаю – они и вправду считают, что мы проклятые твари, которых надо изолировать для их же собственного блага, дабы изгнать из них нечистую силу. Я стою на краю становья, испытывая ярость, злобу и страх, но не ощущая в себе никакого волшебства.
Нет у меня и ощущения силы.
Я просто брошена на произвол судьбы.
Глава 16
Мы впервые оказались одни. Без присмотра.
Проходит несколько томительных секунд, прежде чем мы это осознаем.
Одни девушки устремляются вперед, полные предвкушения, другие продолжают стоять у ворот и льют слезы, оплакивая то, чего их лишили, но большинство то ли в силу необходимости, то ли из любопытства медленно отходят от ограды, осматривая обширное полукруглое пространство, отвоеванное у густого леса.
– Это барак, – говорит Равенна, заглянув в длинную бревенчатую постройку, стоящую на северном краю поляны. Справа и слева от нее располагаются две маленькие хибарки – по одной с каждой стороны. И больше ничего.
– Не могу поверить, что это все, – сокрушается Вивиан, медленно кружась и волоча свое покрывало по земле.
Я выхожу на середину поляны, туда, где располагается старый колодец, сложенный из камней, и растет одинокое дерево. Но в глаза мне бросается другое – куча золы и обгорелых вещей, вокруг которых уложены листья ядовитого сумаха.
– Я слышала, что они это делают, – шепчет Ханна. – Но не верила, что так оно и есть.
– Делают что? – раздраженно спрашивает Кирстен и пинком выбрасывает из круга несколько ядовитых листьев, отчего большинство девушек вздрагивают и отводят глаза.
– Я не должна этого говорить. – Ханна качает головой. – Ведь говорить о годе благодати запрещено.
Ноздри Кирстен злобно раздуваются, но она берет себя в руки.
– То, что будет здесь сказано… то, что произойдет… – она гладит красную щеку Ханны, – останется здесь навек.
Ханна поджимает губы и выпаливает:
– Это то, что осталось… от припасов, вещей и того, что они смастерили или построили сами.
– Но зачем им было все это жечь? – спрашивает Дженна.
– Они делали это специально, – говорит Ханна, вглядываясь в зарубки на коре одинокого дерева – их сорок шесть. – Год за годом. С какой стати мы должны получать преимущество, которого не было у них? – И она проводит пальцем по самой свежей зарубке.
Я чувствую, будто нас предали такие же, как мы. Те девушки не только желали, чтобы нам было худо, – им к тому же хотелось побольнее нас задеть.
Из хибарки, расположенной справа, доносится вскрик, и наружу, пятясь, выходит Рут Бринли, закрывая плащом нос. За ней из-за двери вырывается рой черных мух.
Марта подходит к хибарке, заглядывает внутрь и отшатывается.
– Это здешний нужник.
– Необходима зола, – не раздумывая, говорю я. – Если мы засыплем выгребную яму золой, это ослабит вонь.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Герти.
– От моего отца. Я ходила с ним к больным в сельский работный дом – там была такая же хибара, как и здесь.
Все девушки одновременно смотрят на Кирстен.
– Ну, чего ты ждешь? – рявкает она, глядя на меня.
Подобрав с земли большой кусок бересты, я зачерпываю из-под дерева золу и несу
