– Смотрите, – говорю я. – Возможно, это послание, адресованное нам.
Я пытаюсь носком ботинка счистить с надписи сажу, но только поднимаю в воздух облако золы.
– Ты что, хочешь нас убить? – говорит Кирстен, обмахиваясь рукой. – Достань воды и облей камень. – Она кивает в сторону колодца.
Мне хочется отказаться – из принципа, чтобы не создавать прецедент. Но в то же время надо что-то делать, а не стоять, как стадо тупых овец.
Гертруда подходит к колодцу вслед за мной.
– Умно, – замечает она, помогая мне вытягивать из колодца тяжелое ведро. – Если ты и дальше будешь делать полезные дела, то, возможно, вернешь себе их благосклонность.
И стены колодца, и веревка, и ведро покрывают крохотные зеленые водоросли. Возможно, дело в том, что я не отошла от дороги, но мне кажется, что в этом есть что-то странное, противоестественное. Яркая зелень на желто – коричне – вых камнях.
– А ну, живее! – звучит резкий голос Кирстен.
Я несу ведро к дереву, стараясь не слишком расплескивать воду. Кирстен выхватывает его из моей руки и обливает камень. Проступает выбитая на нем надпись.
Обрати очи к Богу.
Меня начинает знобить. Точно такая же надпись есть на табличке на городской площади, и прямо над нею установлена виселица, дабы в последний миг, когда казненного душит петля, он видел эти слова. Это всегда казалось мне невероятно жестоким – ведь, если тебя душит петля, как ты можешь смотреть по сторонам?
Девушки окружают камень, чтобы рассмотреть его поближе. Зачем здесь эта надпись? Я случайно поднимаю взгляд, в это время облако, закрывавшее предвечернее солнце, уходит в сторону, и его лучи освещают какие-то штуки, привязанные к узловатым ветвям дерева.
Хелен показывает на них пальцем, но, похоже, не может подобрать слова.
Я не сразу понимаю, что к чему, но потом до меня доходит – к дереву привязаны части тел: пальцы рук и ног, уши, а также разноцветные косы.
Все отступают назад, одна Кирстен подходит ближе.
– Это древо наказаний, – говорит она и касается рукой шершавой коры. – Такое же, как у нас на площади, только настоящее.
Бекка начинает ходить туда-сюда.
– Я всегда думала, что девушки возвращаются без пальцев потому, что отдают их беззаконникам в обмен на еду, а не потому, что их наказали…
– Зачем им отдавать что-то в обмен на еду, глупая? – говорит Тамара, глядя на тачки с припасами. – Ведь у нас ее полно.
– Однако они возвращаются отощавшими от голода. – Люси обхватывает руками свое тело.
– Не драматизируй, – раздраженно замечает Марта. – Если у нас закончатся припасы, мы всегда сможем насобирать каштанов.
– Только не в этом лесу. – Элли быстро-быстро мотает головой, глядя на окружающий нас лес. – Я слыхала, что все здешние животные бешеные.
– Животные, говоришь? – Дженна смеется. – А как насчет призраков? Мы все про них слышали. Если пойти в этот лес, назад уже не вернешься.
Следует гробовое молчание. Девушки устремляют друг на друга подозрительные взгляды, затем их охватывает паника, они бросаются к воротам и начинают сдергивать с тачек все подряд.
– Я слышала, что именно так это и начинается, – говорит Гертруда.
– Начинается что? – спрашиваю я.
– Раздор. Война друг с другом.
Я смотрю ей в глаза и понимаю: она тоже чувствует опасность.
Я жду, чтобы Кирстен положила этому конец, но она просто стоит столбом, и на лице ее играет улыбка. Можно подумать, ей хочется, чтобы наступил хаос.
Взяв себя в руки, я подхожу к остальным и говорю:
– Мы должны сохранять спокойствие, – но никто не реагирует. В меня врезаются две девушки, дерущиеся из-за мешка припасов; мешковина лопается, и наружу сыплются каштаны. Все, отталкивая друг друга, начинают лихорадочно их собирать. Взобравшись на пустую тачку, я кричу:
– Только посмотрите на себя! Вы ведете себя, как свора бродячих собак!
Они устремляют на меня взгляды, полные злобы, но теперь я хотя бы завладела их вниманием.
– Нам нужно сделать только одно – пересчитать имеющиеся у нас припасы. И распределить их равномерно, чтобы хватило на весь год. Нам надо научиться доверять друг другу, иначе не выжить.
– Доверять тебе? – Тамара язвительно смеется. – Ну, не забавно ли? Это нам говорит та, что украла мужа Кирстен.
Я открываю рот, чтобы объясниться, но тут вперед выходит Кирстен.
– Никого она у меня не крала, – говорит она. Девушки чуть успокаиваются, ожидая, что последует за этими словами. – Я всегда хотела выйти замуж за Томми, ибо он настоящий мужчина, который сможет подарить мне сыновей. – Но я вижу – произнося это, она передергивается от отвращения. – Но речь не о том. – Она мерит меня взглядом, потом опять поворачивается к толпе. – Тирни никогда не желала иметь с нами никаких дел. И что же – теперь она воображает, будто может говорить нам, что делать? Как прожить наш год благодати?
– Я вовсе не пытаюсь никем командовать. – Я сдергиваю с головы покрывало и соскакиваю с тачки.
– Вот и хорошо, – говорит Кирстен, но я вижу – она слегка разочарована. Ей явно хотелось ринуться в бой. – Положите припасы обратно. Сейчас каждой из вас принадлежит только ее вещевой мешок. Разберите их.
Девушки подчиняются, но не перестают бросать друг на друга подозрительные взгляды.
Я ищу свой вещевой мешок и вдруг замечаю краем глаза, как что-то перелетает через ограду.
Я поворачиваюсь, но вижу только Кирстен, стоящую рядом с самодовольной улыбкой на лице, и еще нескольких девиц, безуспешно пытающихся подавить смех.
– Ну что, готово? – спрашивает Кирстен.
Оглядевшись, я понимаю, что все разобрали свои вещмешки. Все, кроме меня.
– Моих вещей здесь нет, – говорю я.
– Надо же. Какая жалость, – отвечает Кирстен. – Должно быть, твой вещмешок упал с тачки по дороге сюда. Можешь выйти и поискать его. – И она кивает в сторону ограды.
Мне хочется вцепиться в нее и вытащить за ворота, чтобы заставить принести мои вещи, но я вспоминаю остережение Герти. Как ни чешутся у меня руки, я должна сдерживаться, дабы убедить Кирстен, что я не представляю для нее угрозы. И если из-за этого мне придется поступиться чем-то, так тому и быть.
– Уверена, он еще найдется, – говорю я, опустив глаза.
– Вот и молодец, – бубнит Кирстен, так и источая самодовольство. – Ну я вам вот что скажу, – продолжает она, проходя мимо остальных. – Если вещи Тирни забрал кто-то из вас, она будет наказана.
– Но кто ее накажет? – спрашивает Ханна. – Дома наказания исполняют мужчины, избранные Богом.
– Оглянись, – говорит Кирстен, глядя мне прямо в глаза. – Здесь единственные боги – это мы.
Глава 17
Открыв дверь второй маленькой постройки, той, которая располагается слева от длинного барака, мы обнаруживаем, что все стены здесь занимают полки.
– Должно быть, это кладовая для припасов, – говорит Равенна.
– Или же здесь
