– Это я уже осознал, – кивнул Димка.
– В природе все еще сложнее, чем в моих объяснениях, поверьте, и тайна образования руд еще до конца не разгадана. Для нас же важно вот что, дорогой коллега. Нам важно отличать секущие рудные тела от согласных. Секущие рассекают слои пород, среди которых они находятся. Это всевозможные жилы – пегматитовые, гидротермальные. Согласные же, или пластовые, тела, например пласты соли или угля, залегают в добром согласии с вмещающими их породами, как начинка между слоями блинов, и вместе с ними повторяют все изгибы складок.
Пример с блинами Димке понравился. Будь у него сейчас эти блины, он с удовольствием помял бы и поизгибал их вместе с начинкой, точно слои осадков (прежде чем съесть).
– Ну вот, уважаемый Дмитрий, теперь вы понимаете, что геологу для нахождения полезных ископаемых надобно иметь большие знания и хорошую наблюдательность.
– Да-а-а, – протянул Димка, впечатленный этой всеохватной лекцией. До этого он считал, что месторождения ищут именно как грибы. Да, неплохо, конечно, знать места. Но потом уже просто ходишь, высматриваешь, заглядываешь под кусты, нагибаешься – и так, пока не найдешь. А тут, оказывается, столько всяких премудростей и тонкостей, столько разных вариантов…
– А вы говорили, Владимир Афанасьевич, что главный инструмент геолога – молоток и компас, – напомнил он своему учителю.
– Браво, коллега! Вы целиком и полностью правы, и до́лжно признать, что главный инструмент геолога – это все же его голова, то есть его мозг и знания, в этом мозгу заключенные. А потом уже все остальное, включая интуицию и удачливость. А еще необходим трудолюбивый карандаш. У меня таковой имеется, – шуткой завершил свою лекцию ученый и показал своему слушателю короткий обрезок карандаша. – Этот карандаш понуждает меня записывать все мои наблюдения и соображения. Без него никак.
Димку так и подмывало, в свою очередь, рассказать этому выдающемуся человеку про то, что через сотню лет геологи в своей работе, кроме молотка, компаса и карандаша, будут использовать радиометры, аэрогравиметры, компьютеры, а лошадей им заменят вездеходы и вертолеты. Что геология объединится с физикой и появится сложная наука геофизика. Рассказал бы он и про другие достижения цивилизации – про Интернет и мобильную связь, про телевидение и кино, про космические полеты… Но, к своему большому сожалению, он не мог этого сделать. Не мог даже намекнуть.
Глава 29. Герасима нет
На другой день дождь перешел в морось. Владимир Афанасьевич и Димка сделали небольшой маршрут и, возвращаясь на стоянку, надеялись застать там Герасима. Но увы, палатка была пуста.
– Должна быть серьезная причина, задержавшая его, – заключил Обручев, нахмурившись. – Мужик он сильный, обратно ему идти налегке, останавливаться и осматривать обнажения не надобно – к середине дня он мог уже быть здесь. Решительно не понимаю! Назавтра я планировал подъем на гребень хребта. Вдвоем нам, со всем грузом, не управиться. Что ж, будем ждать до завтра, а там станем думать.
Они развели костер, повесили над ним котелок с крупой и присели у огня, греясь. Пользуясь этой паузой, Димка решил прояснить для себя загадку каменных кругов и полос, которые он наблюдал когда-то на вершине плато.
– Правда ли, что это работа вечной мерзлоты? – спросил он.
– Бесспорно, – с готовностью ответил ученый. – Хотя раньше считали, что без потусторонних сил тут не обошлось, и даже называли эти кольца чертовыми кругами. На самом же деле главный секрет появления таких фигур – это переход воды из жидкого состояния в твердое и обратно. Проще говоря – замерзание грунтовых вод и таяние получившегося льда. Замерзая, вода расширяется. Это известный факт. Замерзая в земле и расширяясь, она выпучивает грунт. Грунт же, замерзая и оттаивая, снова замерзая и снова оттаивая, постепенно сортируется: более крупные обломки смещаются к краям.
– Как же это они – сами собой, что ли, двигаются? – не понял Димка.
– Это сложный и не до конца проясненный процесс, коллега. Считается, что под более крупными обломками собирается больше влаги и, замерзая, она, вернее, полученный лед сильнее выталкивает именно такие обломки. Когда же все крупные камни в этом месте оказываются на поверхности, снизу выталкивается более мелкий материал – щебень, затем песок, они-то и сдвигают ранее вытолкнутые обломки к краям пятен. Так и возникают каменные кольца.
– Хорошо. Но почему тогда камни в этих кольцах стоят на ребре? – недоумевал Димка.
– Вероятно, из-за того, что лед часто нарастает клиньями, уходящими в глубину. И камни этими клиньями как бы выворачиваются, ставятся на попа.
– Здо́рово! А мерзлота эта… она действует только на вершинах гор?
– Что вы?! Где угодно. В тундре, например, образуются торфяные бугры, внутри которых, как начинка в пироге, содержится чистый лед, который не тает десятилетиями. Обычны в тундре и так называемые медальоны – пятна без растительности. Образуются они оттого, что замерзающие части грунта выжимают к поверхности еще не замерзшую вязкую глину.
– Владимир Афанасьевич, скажите, пожалуйста, а эта вечная мерзлота… она вправду вечная?
– Вечного ничего не свете нет, дорогой Дмитрий. Считается, что многолетняя мерзлота – это наследие древних оледенений. Прежде ученые не признавали наличие мерзлоты в Сибири. Первым заговорил о ней Петр Алексеевич Кропоткин[64], который много путешествовал по здешним местам. Он обнаружил остатки древних морен и ледниковые шрамы[65] на скалах, описал ледниковые долины, наподобие той, что мы с вами, Дмитрий, видели в первом совместном маршруте. Кстати, он же и придумал термин «вечная мерзлота».
Поздно вечером, когда они лежали уже под одеялами и свеча была погашена, но обоим почему-то не спалось, Димка дерзнул спросить у своего старшего товарища:
– Владимир Афанасьевич, а как вы попали в Сибирь?
– Да очень просто! – охотно отозвался тот. – Предложили мне после работ в Закаспийской низменности должность геолога при Иркутском горном управлении. Мушкетов предложил, Иван Васильевич, мой учитель и добрый знакомый, я его уже упоминал. Сказал он так: «Будете первым геологом Сибири». Возможно ли отказаться от такого подарка?
Некоторое время оба молчали, и слышно было, как сыплет по палатке дождевая морось.
– Не забуду, как ехали из Петербурга сюда, в Сибирь, – снова заговорил Владимир Афанасьевич, и Димка почувствовал, что тот улыбается. – Я, Лиза – моя жена и полугодовалый Во́лик, наш первенец, сейчас ему уже десятый год[66]. Это была моя первая поездка в эти края, а уж для жены и сына – вообще первая дальняя поездка[67]. Шесть тысяч верст! Подумать только! Можно сказать, путешествие на край земли. Ехали мы до Нижнего Новгорода по железной дороге, затем на пароходе по Волге и Каме,
