Феникс выпрямился и замер словно изваяние, прижав к груди связанные руки. Видимая часть его лица сделалась серой как пепел.
– Продолжайте, защитник, – сказал Дух Закона.
Айлантри с тоской подумал, что теперь и впрямь остался один против всех.
Но куда деваться?..
Он перевел дух и начал:
– Достопочтенный Судия! Мой подзащитный не скрывает, что не помнит ничего о случившемся в тот роковой день в башне алхимика Лейста Крейна, который приютил его после гибели всех остальных членов семейства Фейра. Он, однако, не сомневается в том, что не мог причинить вред магусу, проявившему такую доброту. Произошедшее для него – загадка… – В зале зашумели, и Айлантри пришлось повысить голос. – Да, загадка. Которую он за эти сорок лет так и не сумел разрешить сам. Возможно, – тут Айлантри в который раз открыл свою папку и перебрал несколько листов, что в ней лежали, – ему не хватало моей помощи.
Он поправил очки и посмотрел на Судию. Лицо Духа Закона было, как всегда, непроницаемым, но самое главное – он молчал. Молчал и ждал, что скажет Айлантри.
Бален набрал воздуха в грудь, словно собираясь выдвинуть протест, но передумал и с кривой ухмылкой махнул рукой. Он был совершенно уверен, что молодой защитник не сможет привести ни единого довода в оправдание Фейры, особенно теперь, когда обвинению удалось так наглядно продемонстрировать опасность феникса для окружающих.
– Итак, что мы знаем? – продолжил Айлантри, чувствуя, как нарастает невесть откуда взявшаяся уверенность в себе. В каком-то смысле даже лучше, если не на кого полагаться. Проще оценить свои силы и шансы. – Башня взорвалась, и это видел и слышал почти весь городок. Какая сила могла привести к такому? Мог ли это быть только и исключительно Фениксов огонь? Нет, разумеется. Если что-то подобное случится сегодня, мы все, даже не зная деталей, с уверенностью скажем: дело в звездном огне. Но почему, скажите на милость, эта катастрофа сорокалетней давности не могла случиться из-за него же?
– Потому что его там не было, – сказал Таллар Крейн негромко, но его многие услышали. Айлантри бросил взгляд на сидящих в зале воронов и по их лицам понял, что они догадались, куда он клонит. – Точнее, мы не можем узнать наверняка, был он там или нет, – встревожившись, оговорился Таллар.
– Увы, господин Крейн, вы ошибаетесь, – проговорил Птенчик-в-очках, выбирая среди бумаг нужную. Тон его голоса сделался спокойным и размеренным; он чувствовал себя как учитель перед классом. – Возможно, потому, что сами предпочли военную карьеру и никогда не занимались алхимическими исследованиями. Я и сам-то ими не занимаюсь всерьез в силу объективных причин… – Он небрежно взмахнул рукой, указывая на свои глаза, и виновато улыбнулся. – Но мне известно, что есть способ достаточно точно определить, был ли у того или иного алхимика звездный огонь. И даже в каком количестве.
Он продемонстрировал залу лист из регистрационного журнала.
– Это ведомость Огненной палаты. Огненная палата, господин Крейн, заведует распределением самой ценной в нашем мире субстанции и делает это со всей присущей нашим с вами соплеменникам скрупулезностью. Они ведут журналы, в которых записывают, кому, сколько и когда выдали. Принято считать, что это совершенно бесполезный труд – до сих пор, насколько мне известно, эти записи никому ни разу не пригодились, и их засунули в самый дальний угол самого нижнего этажа архива. Записи… Очень просто и очень логично, не правда ли? Так просто, что об этом можно взять да и забыть. Этого можно не заметить, как я не замечаю какой-либо мелочи, пока не надеваю очки.
В зале захихикали. Определенно, не магусы.
Бален и Крейн сблизили головы и принялись яростно шептаться. Айлантри решил дождаться их реплики. Он предугадывал ход их мыслей и не сомневался, какие слова вот-вот прозвучат.
И не ошибся.
– Даже если Лейст Крейн взял в Огненной палате некоторое количество звездного огня, – проговорил Бален, тщательно взвешивая каждое слово, – с какой стати мы должны предполагать, что маленький сосуд с этим веществом привел именно к взрыву, от которого башня превратилась в руины? Я бы еще поверил в вашу теорию, если бы речь шла о пожаре…
– Маленький сосуд, – повторил Айлантри. – Маленький. Послушайте, господин Бален, что я сейчас вам прочитаю. – Он прочистил горло и, памятуя о театре с очками, поднес лист поближе к носу. – Первый день одиннадцатого месяца три тысячи сто девяносто третьего года. Лейст Крейн, выдано на руки три малуса… – «Малусами» назывались шарообразные сосуды из темного стекла, помещавшиеся в ладони взрослого мужчины. – Три малуса, господа.
Со стороны сидящих в зале воронов раздался шум. Кто-то вскочил – Айлантри не успел разглядеть кто, потому что его сразу же усадили на место соседи. «Интересно, – рассеянно подумал Птенчик-в-очках, – кого им сейчас больше хочется заткнуть?»
– Я объясню всем несведущим, что малусы содержат эссенцию – то есть высококонцентрированный звездный огонь, который потом разбавляют с помощью специальных примесей. Одного малуса форту средней величины хватит, чтобы отбить атаку пиратских кораблей тремя-четырьмя залпами всех пушек. Нашим пушкам, конечно, потребуется больше, и все-таки три малуса по любым меркам – довольно много. Однако это еще не конец моего рассказа.
Все замерло. Айлантри показалось, что он слышит гулкие удары собственного сердца и шум крови, текущей по венам.
– Вот еще четыре записи из журналов Огненной палаты за предыдущие два года. – Он вытащил из папки оставшиеся листы и не глядя протянул их Балену. – В общей сложности Лейст Крейн на протяжении трех последних лет своей жизни взял из хранилища шестнадцать малусов огня, господа Бален и Крейн.
Обвинитель и свидетель обвинения замерли с открытыми ртами. Айлантри медленно повернулся к залу, и впервые море лиц, которые глядели только на него, не огорошило молодого ворона и не пробудило в нем желания забиться в какую-нибудь щель. Но удовольствия или радости тоже не вызвало. Скорее он ощутил… печаль.
Потому что такое количество, разумеется, вообще ни по каким меркам нельзя было считать нормальным. Оно было неимоверно, возмутительно большим. Айлантри пришло на ум лишь одно слово, которое целиком и полностью объясняло и записи, и случившуюся сорок лет назад беду, но одновременно порождало новые – еще более запутанные – вопросы. Он как будто увидел в ночной темноте смутные очертания ветки и, лишь ухватившись за нее, осознал, что темная громада совсем рядом, над головой, – это дерево. Умопомрачительно высокое, старое дерево.
С подрубленным стволом.
– Осмелюсь предположить, что Лейст Крейн делал в своей башне взрывчатку, – заявил
