Будь жив Иэясу – может, и склонилось бы это знамя. Тогда бы точно знали, что сопротивление бессмысленно. Кроме того, они могли бы просчитать действия старого тануки. Он не стал бы уничтожать клан, по крайней мере сейчас. Унизил бы, ограбил – но сохранил. Потому что уничтожать Уэсуги, пока сам непрочно сидишь – себе дороже.
Теперь же власть перешла к Хидэтаде, о котором известно лишь, что он проиграл клану Санада. Позорно проиграл, с десятикратно превосходящими силами. Неизвестно, удержится ли он у власти, даже с поддержкой Дата. А значит, есть смысл сражаться.
Разумеется, у советника Наоэ есть свои люди в столице, – плохим бы он был советником, если б их не было, – однако вести с юга доходили плохо. Может, Сигезанэ и не в силах захватить Айдзу, но блокировать регион он был вполне способен. Но отсутствие новостей тоже позволяет делать выводы: нет вестей от Исиды – значит, скорее всего, нет и самого Исиды. Одноглазый еще не вернулся на север – значит, там, в стане сторонников Токугавы, нет спокойствия, нет единства. И дозорные Уэсуги смотрят в сторону реки.
Пока однажды не замечают, как на той стороне на открытое пространство выдвигается небольшой отряд. Собственно, это и отрядом-то назвать трудно: пешие слуги и служанки, окружающие паланкин. Всадники охраны. Один из них кричит, что княгиня Уэсуги следует в Айдзу из столицы.
Глава дозора, тот из вассалов Кагэкацу, кто сумел прикрыть отход арьергарда и теперь охраняет границу, слушает с подозрением. И медлит с ответом. Слишком похоже на уловку. Регент, более чем благосклонный к Уэсуги, предпочитал при этом держать О-Кику-химэ в столице. С какой стати ее отпустят враги? Нет, скорее, Сигезанэ, наскучив этим стоянием, измыслил возможность проникнуть на территорию противника. Не пропускать? Но остается ничтожная вероятность, что посланник не лжет. Тогда химэ-сама будет нанесено тяжелейшее оскорбление. Таким же оскорблением будет требование выйти из паланкина, открыться чужим глазам. Чем требовать такое, лучше сразу вспороть себе живот. К переправе подъезжает женщина в мужской одежде, и ее самурай узнает сразу. Ведь это жена его ближайшего друга.
– Это не ловушка, Кейдзи-доно, – говорит она. – Химэ-сама и впрямь возвращается.
О-Сэн, супруга советника, старше своей госпожи, ей уже за сорок, но здоровье ее не в пример крепче, что и позволяет проделать путь от Киото верхом, даже по зимнему времени.
Маэда Кейдзи оборачивается, приказывает своим опустить оружие и, тоном ниже, – немедля отправить гонца к господину Наоэ.
О-Кику уехала в столицу по принуждению. О-Сэн, верная вассальному долгу, – добровольно, чтобы поддержать свою госпожу. Наоэ – наследственные советники Уэсуги, долг для них превыше всего, и О-Сэн – дочь предыдущего советника, ее кузен Хигути Канэцугу получил эту фамилию, лишь вступив с ней в брак. Ее никто не удерживал в Киото, и О-Сэн изредка удавалось навещать владения Уэсуги – когда хворали дочери. Там же она родила сына – позднего, супруги уже и не надеялись на это. А потом вновь неизменно возвращалась в Киото – служить опорой госпоже, глазами своему мужу. Но это было, когда Уэсуги владели Этиго, в Айдзу она не была ни разу.
О-Сэн обгоняет процессию, выезжает вперед, вместе с людьми, что дал ей Маэда. Кто бы возразил – ей хочется поскорее обнять детей, с которыми она была разлучена.
Но прежде она должна рассказать мужу – а он, несомненно, выедет ей навстречу – о том, что произошло в Осакском замке. И о том, кто сопровождает княгиню в Айдзу.
О признании тайко Уэсуги известно – уж этому посланию Сигезанэ не просто позволил просочиться, он его переправил через кордоны. Но произвело оно меньшее впечатление, чем рассчитывали в ставке. Мало ли какую подделку могли они там состряпать. А даже если это и правда, что с того? Тайко признал Хидэёри своим наследником, и справедливость Уэсуги требует сражаться за его права. Но то, что Наоэ слышит сейчас…
– Значит, дома Тоётоми больше не существует…
Они могли бы сражаться и за тень Тоётоми. Мстить за него. Но после предательства Ёдо – это уже не справедливость. Наоэ никогда не обольщался насчет умственных способностей О-Тяти, но не предполагал, что она способна на такую вселенскую глупость.
Насчет мотивов противника он тоже не обманывался. Они сделали благородный жест, зная, что Уэсуги оценят его по достоинству. И не захотят оставаться в долгу. Да, там, в ставке, очень хорошо знают, что такое клан Уэсуги. И долг, который им придется выплачивать, будет велик.
Путь до замка они проделывают в молчании. Когда перед взором О-Сэн предстает громада Айдзу-Вакамацу, она щурится и произносит слова, которые Наоэ уже слышал от своего господина:
– Мне не нравится этот замок.
– Это хорошо, – откликается он, – потому что скоро нам придется его покинуть.
Хонда Масадзуми, возглавляющий отряд сопровождения, не торопится. Он спешил, когда по осени дважды пересек эти земли в одежде гонца. Теперь он должен был внимательно рассмотреть то, что не было времени разглядывать прежде. И видит он достаточно, чтобы понять: несмотря ни на что, клан Уэсуги еще способен доставить изрядные неприятности господину Хидэтаде. Если Кагэкацу не проявит должного благоразумия.
Принимают его без пышности – ясно, что Уэсуги сейчас не до роскошеств, – но со всей возможной, несколько старомодной учтивостью. И приватная беседа с князем и его советником состоялась, как только эта учтивость позволила.
Хонда Масадзуми не сразу переходит к сути дела, он вкратце излагает общую ситуацию. Кагэкацу слушает его, по обыкновению молча, и Наоэ кажется, что нечто подобное с ними уже было – и он был уверен, что князь чувствует то же.
Ода Нобунага, уничтожив клан Такеда, вознамерился сделать то же и с Уэсуги. В Этиго только что пережили междоусобную войну, силы были, и все же они противостояли генералам Оды – и храбростью самураев Уэсуги, и стратегиями советника, которому тогда было лишь двадцать три года. Вряд ли ум и отвага помогли бы одержать окончательную победу, но они позволили продержаться, пока Ода не погиб, и его генералы не отступили.
А потом в Этиго приехал Хидэёси, еще не тайко, а кампаку[12].
Не привел войска, а прибыл с малой свитой – уговаривать Уэсуги перейти под его руку. Тогда немало горячих голов лелеяли мысль убить самонадеянного выскочку, и многие вассалы Уэсуги порывались сделать это немедленно, но Наоэ не позволил. Не только потому, что без Хидэёси страна вновь рухнула бы в пропасть всеобщих войн, но и потому, что тот пришел не побеждать, а убеждать. Да, за аргументами стояла сила, но он проявил должное уважение. А Уэсуги умели это ценить. И они склонились перед силой слова, не
