Впрочем, довольно об этом. Есть более насущные темы для размышлений.
Пожалуй, Наоэ был неправ, считая, что положение в точности повторяет то, что было шестнадцать лет назад. Если бы тогда Иэясу решился убить Исиду
Мицунари до начала военных действий, – была у него такая возможность, и не однажды, – это ничего не изменило бы. Война все равно бы случилась. Оставался Укита, оставались Уэсуги, до которых Токугава не мог дотянуться, да и без них у Иэясу было слишком много врагов.
Теперь картина другая. И не зря они молчали. Это надо умудриться – так суметь всех допечь. Если господин Масадзуми преуспеет, войны не будет. А у Масадзуми-доно есть шансы преуспеть, уважаемый свойственник Наоэ может быть ловким дипломатом, а может – чем-то совершенно иным. Не стоит беспокоиться понапрасну.
Но есть что-то еще в этом письме. Издевка? Нет, не в том дело, что Дракон над ними издевается, издевка присутствует во всем, что он говорит и делает. Что-то иное… что-то сверху. Это понял Великий господин, и не может понять советник Наоэ Канэцугу.
Что ж, вероятно, и это неважно. Важно только одно: Дракону конец, войны ждать не следует, справедливость победила, и у победы этой всегда будет вкус желчи.
Сиам, лето 1616 года
– Могу ли я спросить, что вы думаете о королевском дворце, господин Санада? – Батэрэн Антонио, главный переводчик «добровольческих войск», маленький серый человек, смотрит так, будто его интересует ответ на вопрос. Впрочем, может быть, и интересует: батэрэн Антонио до того, как подарить шпагу своему богу, был моряком и воином. Да и на новой службе успел повидать много – и помимо латыни и родного португальского говорит на орандском, трех языках Хинда и двух местных наречиях.
– Отвратительное место, – вздыхает Санада Нобусигэ. – Глаза бы не видели.
Чтобы взять этот священный курятник штурмом, нужно человек триста: двести на дело и сто в резерв. Если очень припрет, можно управиться меньшим. Неудивительно, что короли Аюдхи редко умирают своей смертью.
Если же смотреть не глазами полководца, а просто глазами – есть некое очарование в этом огромном городе на реке, в тесноте, многоногих свайных террасах, переливах резного дерева, неожиданных пятнах цвета, тяжелом блеске золота, коричневой воде, полупрозрачной дымке над водой. Вот такой должна быть сцена перед тем, как на ней возникнет кошмар.
– Я не ошибся, – удовлетворенно кивает батэрэн Антонио. – Вы знаете, у здешних язычников есть обычай: класть под столбы женщин.
– Хитобасира… – «Человек – опора моста»: знакомо, дома об этом чаще говорят, чем делают, но бывало, а в старые времена, когда не умели укреплять берега и строить дамбы, бывало чаще: узнавали волю духа, находили добровольца и жертвовали, чтоб держалось. – Но позвольте… Именно женщин?
– Под каждый столб террасы и каждый воротный столб священных и важных зданий. Женщин, схваченных на улице. Мужчины не беременеют. А вот женщина и нерожденный ребенок, убитые таким образом, по их вере превращаются в духов-хранителей.
В хранителей, как же. Три простых способа породить гневного духа, и этот – наипростейший из них. Воистину безграничны в мире две вещи: человеческая глупость и милосердие Будды, хранящего бесчисленное множество дураков от последствий их безумия.
Санада, глядит на воду, проводит рукой по перилам: мокрая пыль с внешней стороны, надо же, а ведь здесь высоко.
– Удивительно, как оно у них не развалилось еще. – Впрочем, насчет милосердия Будды… я не уверен.
Батэрэн Антонио глядит на него с одобрением, скорее всего, понял что-то не то, что-то свое.
– Вы не будете протестовать, господин генерал, если мои люди в свободное время займутся этим обычаем… и прочими подобными ему? Естественно, речь идет о проповеди…
– Я подумаю. – Как-то слишком просто для интриги.
Санада Нобусигэ не может сказать, что ему нравится эта земля, этот климат, эти джунгли, эти обычаи, эти призывные армии, более всего напоминающие толпы, эти военачальники, более всего напоминающие персонажей солдатских анекдотов… Король – дельный человек, его министры – дельные люди, гвардия стоит своих денег – но в трех днях пути от столицы – тьма и погибель. Тем не менее это наши союзники, и они нам очень нужны. И сейчас, и на будущее. Сейчас, как торговые ворота в Хинд и… нет, этого нельзя произнести, завтра – как база флота в будущей войне с Мин. А у Аюдхи есть и свой флот, большой и неплохой. Они им не умеют пользоваться, но даже в неумелых руках он может навредить. Так что мы не будем ссориться. Мы поможем им одолеть мятежников на севере. Мы будем помогать им воевать с их хищными родичами-соседями на юго-западе… Мы приучим их полагаться на нашу помощь. Союзник – потом вассал – потом часть Присолнечной. Но не быстро и не войной. Незачем.
– Вы хотели, чтобы я что-то перевел, господин генерал? – спрашивает Антонио.
Санада кивает, достает с полки футляр.
– Да, мне прислали подарок, а я поздно стал учиться некоторым вещам… – Пока не сослали, вовсе не учился. – …и не уверен, что правильно читаю, а ошибиться не хотелось бы. Так что если вас не затруднит…
Это знак доверия, но еще и мера предосторожности. Ареал Антонио – Хинд, потом Аюдха. Он учит японский, но в стране не жил, каллиграфией не владеет, почерк не узнает и не сможет воспроизвести. А подписи на подарке нет. Подпись есть на маленьком листе бумаги, вложенном в карты и росписи. Вторая часть подарка – «все о провинции Фуцзянь». Примерно четверти этих сведений у Санады раньше не было. Маленький кусок бумаги. «Надеюсь, вам будет весело». Подпись – стилизованное изображение трясогузки: округлое туловище, клюв, крылья, хвост, точки-глаза. И зрачки, проколотые иголкой. Так Дракон подписывает военные документы особой важности. Шутка.
Санада не солгал сёгуну ни словом: в Сэндае действительно не хотят внутренней войны. Хотят – противостояния. Используют конфликт со Ставкой как точку опоры. Перемены не встречают большого сопротивления внутри, потому что за четверть века Масамунэ-сама и его люди убедили всех: княжество всегда должно быть на полтора шага впереди любого соседа и любой комбинации соседей, иначе не выжить. Он двигается сам и подталкивает всех вокруг. Еще три-четыре шага – и мы взлетим… а там все замедлится естественным путем, мы растечемся по равнине, нас мало, мира много.
Все было бы отлично, а кроме того, о лучшем партнере для большой войны трудно было мечтать. Беда в том, что если люди, которым настолько
