Перекусив белым хлебом с овечьим сыром и утолив жажду из глиняного кувшина с водой (спасибо и на этом!), Павел наконец-то смог спокойно поразмышлять. Итак, истинная причина его водворения сюда – некий Джованни ди Тиволи, барон и разбойник, с которым он, Ремезов, якобы хорошо знаком. Да-а-а… и кто же этот тайный друг, однако? И, главное, с чего бы это судья так в этой дружбе уверен?
Узник снова попил водички и стал думать дальше.
Источник информации у судьи понятно кто. Хозяин… или хозяйка, синьора Франческа… а что? Вполне может случиться и так. Но что они оба знали о Павле и его людях? Только то, что они – паломники, пилигримы из далекой Польши. Прибыли поклониться святым местам – что и делали, ну и хотели встретиться с Его святейшеством папой, тоже испросить благодати, а как же без этого-то? Что тут такого криминального? Ничего. Об истинной цели паломничества толком знал только, пожалуй, толмач Марко – но при чем тут барон Тиволи? Непонятно совсем.
А раз непонятно, так надобно с другой стороны зайти – со стороны этого самого барона. Джованни ди Тиволи… Где и как пересеклись с ним пути Павла, пусть даже случайно? Случайно… А постойте-ка! Барон! Герб… Золотая чаша на лазоревом поле! Да, скорее всего, именно так и есть – барон Джованни ди Тиволи и пресловутый рыцарь Золотой Чаши – одно и то же лицо! Ведь точно – разбойник: племянников своих, по сути-то, захватил, неизвестно для каких целей.
Итак, рыцарь Золотой Чаши. Кто он Ремезову? Да никто! А потому и писать можно все что угодно, лишь бы не ошибиться, не увлечься бы.
Павел обмакнул перо в чернильницу, хваля себя за то, что давно уже упорно изучал латынь, игравшую в это время роль языка международного общения. Латынь, латынь… язык всех образованных людей, язык науки, религии и искусства.
«С бароном Джованни ди Тиволи я впервые встретился еще в Польше, куда он тайно приезжал года три назад, вербуя себе сторонников из числа наемников герцога Силезского…
Про польские похождения барона можно было написать много и в подробностях – а, поди, проверь!
«…в Кракове от встретился с ксендзом Комаровским, с которым имел приватную беседу до самого вечера, кроме того…
Кроме того… и что, интересно, кроме того? А вот что!
«…и, кроме того, несколько раз встречался с местными еретиками – врагами папы и святой матери-церкви…»
Не круто ли загнул? Павел усмехнулся – да нет, пожалуй, можно и покруче.
«…а также вместе с упомянутыми еретиками принимал участие в оргиях и шабашах, регулярно устраиваемых на холмах у Мазурских болот, издревле считавшимися прибежищем бесов… подробное описание оргий будет составлено завтра».
Подумав, Ремезов все же перечеркнул последнюю фразу – а чего до завтра-то ждать? Если маза пойдет, так завтра и другое придумается – пусть поикается рыцарю Золотой Чаши… Если это правда – и есть барон Тиволи. Да он, он! О нем и узнал хозяин, кривоногий синьор Амедео… ну, а как же, ведь Марко о бароне расспрашивал, точнее, должен был разузнать о хозяине герба с золотой чашей. Все правильно – спросил. А подставили, конечно же – старшего, Павла, теперь вот отдувайся за всех. Жаль, если парней взяли – что-то добиться, пожалуй, могут лишь от того же Марко, остальные и латынь-то знают через два слово на третье… Жаль. А, может, их и не арестовали вовсе? Чего ж тогда судья очную ставку не устроил, ведь Павел же предлагал? Может быть, может быть, узнать бы поточнее, да как?
Ладно… продолжаем дальше – сатанинские оргии!
Вот уж тут Павел развернулся, красочно и во всех подробностях описывая поедание облаток, принесение в жертву дьяволу девственниц и свальный грех. Кто, кого и в каких именно позах – пущай у синьора Гоцци слюна потечет!
Ближе к вечеру Павел передал написанное заглянувшему справиться тюремщику, а когда дневной свет за оконцем сменился фиолетовым маревом, Ремезова навестил сам господин судья. Будто и не прощались.
На этот раз мэтр был не только любезен, но и весьма благодушен.
– Доброй ночи, друг мой!
Синьор Гоцци приветствовал узника громко и весело, молодой человек сразу же догадался, что попал своими записками в яблочко! Итак, барон-разбойник Джованни ди Тиволи – это именно рыцарь Золотой Чаши. Теперь бы еще исподволь разузнать о нем побольше, чтоб хватило бы еще дня на три.
– Вижу, вижу, вы неплохо поработали, – судья неожиданно закряхтел. – Весьма занятное, я вам скажу, чтение. Впрочем, нечто подобное я и ожидал, барон Тиволи – известный еретик и клятвопреступник, кстати, не так давно отлученный от церкви заодно со своим гнусным сюзереном.
Услышав эти слова, Павел поспешно опустил глаза, дабы не выдать своей радости. Ну, наконец-то, хоть что-то прояснилось. Отлученный от церкви сюзерен барона, скорее всего, не кто иной, как сам император Фридрих, а сам мессир Джованни ди Тиволи – видный гибеллин, яростный противник папы. Ай-ай-ай – вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь – этот барон может оказаться очень даже полезным, если иметь в виду вторую – и главную – часть операции, задуманную хитрым смоленским князем. Здорово! Правду сказать – повезло. Теперь бы только выбраться поскорее отсюда… а, кажется, к тому все и идет, вот славно-то!
– Продолжайте в том же духе, друг мой, – забрав новые записи, напутствовал мессир судья. – Но только уже поменьше пишите о далекой Польше, а побольше – о наших местных делах. С кем из римских нобилей встречался барон? Может, вы даже вспомните, о чем они говорили?
– Боюсь, барон Тиволи вовсе не посвящал меня во все свои тайны, – поспешно промолвил молодой человек. – Но, чем смогу – помогу. Можете смело на меня рассчитывать господин судья!
Мэтр Джанкарло Гоцци растекся улыбкой:
– Это вы сейчас очень правильно сказали! Велю принести вам приличный ужин с вином… Впрочем, нет! Вы, несомненно, заслужили большего – вам разрешат выходить на прогулку. Вот даже сейчас, вечером.
– На прогулку? – изумленно переспросил узник.
Судья обнадеживающе покивал:
– Ну да, ну да. Во внутренний дворик или даже на верхнюю площадку… там всегда прогуливаются свободные от службы стражники… ну и… гм… несколько иного плана люди. Не побрезгуйте, кстати, знакомством – собеседники многие из них изумительные.
Ремезов и не собирался ничем брезговать, тем более отношениями с новыми людьми, ведь судья все же не обманул ни с ужином, ни с прогулкой: державшиеся теперь
