Летнее степное солнце иногда жарило так, что невозможно было идти, и тогда белобородый аксакал караван-баши объявлял привал, рассылая гонцов по всем обозам. Таким же образом предупреждали и о переправах – деле долгом и трудном, через Днепр переправлялись два дня, а впереди еще ждал Дон.
Солнце пекло, на хоть какой-нибудь ветерок не было и намека, и золотистые степные травы застыли недвижно, не шевелясь.
Утерев пот рукой, Ремезов с остервенением взглянул в знойное блекло-синее небо, похожее на вываренные добела джинсы. Достала уже эта жара, ох, как достала! Молодой человек прищурился и приложил ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца: кто это там скачет? Гонец от караван-баши? Ну, конечно, гонец! Слава богу!
Посланца – молодого парня на быстром монгольском коне – увидали все, и все смотрели с надеждой, даже сам купец Халед ибн Фаризи. Конечно, можно было бы сделать остановку на свой страх и риск, но… Это значило бы отстать от каравана, сделавшись легкой добычей «бродников», лиходеев степных дорог.
– Прива-а-ал! – громко закричал гонец.
Возблагодарив Господа… или Аллаха – уж кто кого – караванщики принялись растягивать на длинных шестах навесы от солнца, а почтеннейший работорговец Халед даже послал слугу – угостить гонца шербетом. Загнав рабов под навес, «борцы», Уброк и Кармаль, тоже подошли к гонцу – поздороваться да узнать последние сплетни.
– Как твое здоровье, славный Ишлак? О чем говорят? Чего нового?
– Что может быть нового в степи? – важно отозвался посланец. – Разве что новые травы? Впрочем, есть одна новость, не очень добрая.
– Говори, славный Ишлак, и такую! И недобрая новость – новость.
Допив шербет, парень покачал головой:
– Ночью, точнее, где-то под утро сломал шею Шавлан, приказчик купца Муртазы. Зачем-то погнал своего ишака да свалился в овраг – не заметил. Жаль, неплохой был человек, услужливый, покладистый, вежливый. Мир его праху.
– Мир.
«Борцы» скорбно кивнули, а Уброк, вдруг вскинув глаза, спросил:
– Не тот ли это Шавлан, земляк нашего старого погонщика, недавно погибшего точно так же нелепо?
Гонец скривил губы:
– Не знаю уж, кто кому земляк – я с вашими погонщиками не знаком. А только вот так несчастный Шавлан и погиб – осторожней быть надобно, особенно – спросонья.
Вернув подскочившему слуге чашу, Ишлак хлестнул коня и был таков. Особо-то не поговорили.
– Знал я Шавлана, – развязывая турсук с водой, негромко промолвил Уброк. – Даже пару раз видел – он к земляку своему приходил. Надо же – оба земляка, и погибли. Хорошие парни, правда, не пили почти совсем. Эх… Шавлан вот, в овраг упал, а погонщик на кол грудью наткнулся.
– Как это – на кол? – удивленно переспросил Ремезов. – Здесь, в степи что, повсюду колья? Я так, к примеру, ни одного не видал.
– Всяко бывает, – татарин пожал плечами и растянулся в траве. – Поспать, что ль, покуда в теньке.
– Ага, поспать, – хмыкнул Кармаль. – А невольников кто караулить будет? Один Хасым? Так он тоже, небось, захочет вздремнуть. Ла-адно, не дергайся. Сам пока посмотрю, а полночи ты будешь, идет?
– Добро, дружище, договорились.
Повернувшись на правый бок, надсмотрщик закрыл глаза и тотчас же захрапел.
Собрав своих ишаков, Павел присел в тени рядом, спать ему не очень хотелось – ночью выспался, зато как раз сейчас появилось время подумать, а ведь было – о чем! Об этих странно нелепых смертях. Действительно, нелепых и странных, вот как так – свалиться в овраг, чтобы сломать себе шею? Или, пуще того, наткнуться грудью на кол! Это ж сколько надобно выпить?! Так Уброк сказал, будто они и не пили, ни приказчик, ни погонщик, на место которого, как теперь понял Ремезов, его и взяли. Оба погибших – земляки, из славного города Шехр-аль-Джедида! Не есть ли именно в этом подвох, истинная причина столь странных смертей? Кто-то уничтожает людей по признаку их места жительства? В таком случае сильно рискует и Павел, ведь он тоже как бы оттуда – из Западного улуса, не так уж и далеко от Тиверы до Шехра! Че-о-орт! Так ведь, в таком случае мудрый Ирчембе-оглан оказался прав, когда столь надежно подстраховался, отправив Ремезова на север, а уж оттуда… Он ведь из Смоленска, а вовсе не из… Господи! А не его ли это ловят? Не его ли пытаются убить? Уничтожают всех, кто может быть… посланцем мингана Ирчембе! Просто кто-то (может быть, даже из той троицы гостей, даже, может быть – все!) уничтожает возможного посланника, неведомо кого. Бьет, галдюка, по площадям, авось повезет, авось на кого-то попадет, угодит в кого надо! Павел, наверное, и сам поступил бы подобным же образом, если уж на то пошло. Правда, для начала б попытался дознаться, разговорить подозреваемых, выпытать… а эти (этот) что же? Сразу валить! Почему ж не пытали? А потому что невозможно это в пути! Это время, задержка, а «бродники», как скопом называли весь степной криминальный сброд, разбойников, всю разноязыкую полукочевую сволочь, дремать не будут. Та-а-ак…
Ай, молодец Ирчембе-оглан, ай, хитер! У этого скромного молодого человека, несомненно, есть чему поучиться. Ведь как все рассчитал, подстелил соломки.
Значит, кто-то из троих… скорее всего, больше кому надо-то? Впрочем, вполне мог быть и кто-то другой, четвертый, но для его идентификации пока не имелось абсолютно никакой информации. А вот эти трое гостей… Игдорж Даурэн и двое китайцев… или кто там они – кидани, уйгуры?
Поднявшись на ноги, Павел осмотрел своих ишаков и, пройдя к дремавшим невольникам, уселся рядом с Кармалем.
– Что, не спится? – улыбнулся тот. – Хочешь, кумысом тебя угощу? Правда, не очень свежий.
От кумыса Ремезов, не раздумывая, отказался бы и от свежего, сие довольно-таки специфическое пойло было для него пригодно разве что в качестве сильного рвотного или слабительного. А потом что – сиди в траве? Ни поговорить, ни поесть толком, ни выпить. Впрочем, насчет последнего у купца Халида было строго. Сам работорговец не пил вина вообще, поскольку был ревностным мусульманином и пять раз в день творил намаз, а запасов хмельного для обслуживающего персонала не делал. Вот и обходились в пути лишь водичкой. Агнцы!
– Ну, как знаешь, – надсмотрщик тут же отпил из небольшого
