– Да уж попрошу, душенька, не забуду.
Ремезову все ж таки было жаль эту девчонку, как и всех остальных невольников и невольниц, угодивших в страшные руки торговцев людьми. Жаль, да. Но чем он, Павел, мог им помочь? Подготовить побег, восстание? Чушь. Все эти люди степи не знают и погибнут неминуемо. Правда, если рассуждать с тех позиций, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, то… тогда всем окружающим было бы лучше умереть, здесь каждый кому-то подчинялся, от кого-то зависел. Как вот и Павел Петрович Ремезов – кандидат наук, изобретатель! – зависел от какого-то монгольского тысяцкого.
– Хорошо мне с тобой рядом идти, – помолчав, призналась Маша. – Даже как-то спокойно, радостно. Ты хороший, добрый, господине Аким – мне такие люди нечасто встречались, а как в полон попала – так и вообще никогда. Ни един доброхот не попался! Вот только ты.
Павел опустил глаза, все ж он был живой человек и сейчас чувствовал себя довольно паршиво… все из-за Марии. Эх, девка, девка… Выполнить, что ли, ее желание? Спросить у купца. Господи… Ой, как все гнусно-то, господи!
А ведь придется спросить – вон она как смотрит! Как сверкает глазищами! Попросить… А, если понадобится, обойтись и без купца – просто договориться с «борцами», те не откажут, приведут девчонку по-тихому.
– Маша, – покусав губу, Ремезов пристально посмотрел на девчонку. – А ты мне про всех ваших расскажи. Ну, что знаешь.
– Да я мало что знаю, – похлопала ресницами рабыня. – Никто ж почти ничего не рассказывает, так, попервости только. Поначалу-то говорили, потом плакали, а сейчас вот и плакать уже перестали. Никто никого и не жалеет уже, каждый о своем думает. Я вот только еще жалею – и хромого Яцека – ну, как такому идти? И отроков этих мертвых. Самые старшие они у нас были, да еще вот Яцек, остальные-то совсем еще мальцы. Ну, из парней, а из женщин… из женщин много старших.
Павел прикрыл глаза: а вот это было уже интересно. Неведомый убийца убрал самых старших из купленных в Шехр-аль-Джедиде невольников… Которых вполне мог посчитать за скрытых посланцев тысяцкого Ирчембе! А что? Под видом рабов… поди кто догадайся! Если так, то…
Опросив всех хозяйских рабов часа за три, заболотский боярин нагнал белого верблюда:
– Есть новости, господин купец!
Работорговец повернул голову:
– Так!
– Ты, достопочтенный Халед, очень скоро рискуешь остаться вообще без рабов.
С силой тряхнув бородою, купец удивленно вымолвил:
– Да-а-а. Вот это новость.
– Я все обскажу, если позволишь.
После этого разговора достопочтенный Халед ибн Фаризи назначил Ремезова на должность старшего надсмотрщика, вместо погибшего Хасыма, чему были весьма рады «борцы», да и невольники, многие из которых уже прознали об отходчивом и незлонравном характере «господина Акима». На свое место погонщика Павел рекомендовал юного раба Яцека, тем более что тот все равно отчаянно хромал, а так хоть мог ехать на ишачке и приносить хозяину какую-то пользу.
Да! Еще и рейтинг Маши в глазах купца сильно поднялся, после того, как новый надсмотрщик рассказал о таланте девчонки к плетению лаптей. Халед откровенно радовался:
– Вот уж правы русские – никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Уж теперь-то ее вполне можно будет выгодно в Сарае продать, такую-то мастерицу. И с этим хромым рабом ты, Аким, неплохо придумал, а то я уж было собрался бросить его где-нибудь в степи, либо умертвить из милосердия.
Работорговец, прищурившись, посмотрел вдаль, на низкое блеклое небо, на высохшую от зноя степь.
– Скоро переправа, а потом места пойдут нехорошие: солончаки, барханы. Одно хорошо, тогда уж совсем немного останется. – Купец перевел взгляд на Павла и, словно бы нехотя, со значением, усмехнулся:
– Ты вот что, Аким. Найди мне этих неуловимых убийц как можно быстрее!
– При всем моем желании, я, уважаемый господин Халед, не могу допросить все наши караваны, – осторожно промолвил молодой человек. – Здесь много чужих, а я не знаю о них ничего. И никто мне не в силах ничего о них рассказать.
Торговец неожиданно засмеялся – смех у него был неприятный, скрипучий, отрывистый, словно ворона каркала или кашлял, харкая кровью, чахоточный больной.
– Э-э! – отсмеявшись, иранец шутливо погрозил пальцем. – Никогда не говори – никто. Всегда найдется тот, кто хоть что-то да знает. К примеру – я. Что смотришь? Стесняешься допросить своего хозяина? Загляни в мой шатер сегодня, поговорим, заодно и в шахматы сразимся.
Ремезов дернулся, как будто у него вдруг неожиданно заныл зуб. Опять эти шахматы! Этот чертов гроссмейстер Халед, похоже, надумал отыграть у своего нового надсмотрщика все его жалованье!
– Ну, все, – купец пригладил бороду. – Можешь пока заниматься своим новым делом. А вечером – жду. Что стоишь?
– Хочу попросить… – вспомнив Машину просьбу, замялся Павел. – Та девчонка, рабыня…
– Ага, понравилась? – достопочтенный Халед ибн Фаризи снова расхохотался. – Она ничего. Пусть слишком уж тощая, но – в походе сойдет и такая, ведь верно?
– Истинно золотые слова, – охотно поддакнул молодой человек.
– Так и быть, заберешь ее сегодняшней ночью – тебе, как старшему надсмотрщику, теперь полагается отдельный шатер. Правда, он не очень большой и немного дырявый, но хоть есть где укрыться с женщиной, пусть даже рабыней, ага!
Маша ждала его в шатре с полночи, все то время, покуда «господин Аким» успешно продувал в шахматы все свое жалованье. Нет, правда, иногда он все же выигрывал – но очень и очень редко, и вовсе не потому, что так плохо играл. Просто соперник играл слишком уж хорошо, вот в чем было дело! На уровне Карпова или Каспарова, а если и ниже – то только самую чуточку.
– О, господин Аким, наконец-то ты пришел! – обрадованно воскликнула девушка, едва молодой человек вполз в шатер, представлявший собой простую палатку, очень даже невысокую – в полный рост не встанешь при всем желании. Зато раскинуть такой шатерик можно очень даже быстро и практически где угодно – не упадет и от ветра не завалится.
Ох, опять эти пухлые девичьи губы, лобзания, и нежный шепоток, и горячая шелковистая кожа…
– Маша, ты всегда без одежды спишь?
– Только когда жду тебя, господин Аким. Сейчас – ждала. И очень-очень тебе рада!
– Я тоже рад… – прошептал Павел, заваливая девушку на солому.
И снова все повторилось, только вовсе не так, как в первый раз: теперь оба точно знали, кто чего хочет и кто что любит, используя весь арсенал знакомых Ремезову ласк… наверное, кое что здесь перепадало и от Марселя, к примеру, вот эта поза… не слишком ли вычурно?
– Ой! – стонала, извивалась девчонка. – Я и не знала, что можно вот так…
Ее грудь, налитая любовным томленьем, казалась Павлу обжигающей, как ядерный реактор, и тяжелой, словно пушечное ядро. Ах, эти бегающие по спине пальцы… мурашки по коже… А если перевернуться? Вот
