– Ребята, – вмешался Уилл, – бегите-ка в Большой дом и скажите Хирону, что наш… наш пациент пришел в сознание. Я приведу его через минуту. И попробуйте рассеять толпу снаружи, о’кей? Не хочу, чтобы все сразу накинулись на Аполлона.
Кайла и Остин понятливо кивнули. Будучи моими детьми, они, конечно, сознавали, как важно контролировать папарацци.
Как только дверь за ними закрылась, Уилл виновато улыбнулся.
– Они в шоке. Мы все в шоке. Привыкнем, разумеется, но какое-то время потребуется.
– Но ты-то, похоже, не шокирован.
Уилл тихонько рассмеялся:
– Я в ужасе. Но если чему и учишься, занимая должность старосты, так это тому, что ты сам должен держаться ради всех остальных. Давай-ка поставим тебя на ноги.
Это было не так-то легко. Два раза я падал. Кружилась голова, глаза горели так, будто их поджарили прямо в глазницах. Недавние сны кружили в голове, как речной песок, туманя мысли, – женщина с тиарой на голове и символом мира и мужчина в лиловом костюме. Отведи меня к оракулу. С удовольствием его сожгу!
Дышать в домике стало труднее, не хватало свежего воздуха.
В чем мы сходились с Артемидой, так это в том, что любым делом лучше заниматься под открытым небом. Музыку лучше исполнять под куполом небес. Стихи лучше читать на агоре. Стрелять из лука определенно предпочтительнее снаружи, что я могу подтвердить лично, после того как в первый и последний раз попытался попрактиковаться в отцовском тронном зале. О вождении солнечной колесницы и говорить не приходится – это уж точно не тот спорт, которым занимаются под крышей.
Опираясь на плечо Уилла, я переступил порог. Кайла и Остин с заданием справились – толпа перед домом разошлась. Единственным ожидающим – ликуй и восторгайся – была моя юная госпожа Мэг, определенно успевшая прославиться в лагере как Бьющая-в-пах Маккаффри.
Она так и осталась в том поношенном зеленом платье, что дала ей Салли Джексон, хотя выглядело оно теперь еще и слегка запачканным. На легинсах зияли дырки. Повязка на предплечье скрывала глубокую царапину, полученную, вероятно, в лесу.
Коротко взглянув на меня, Мэг поморщилась и высунула язык.
– Скверно выглядишь.
– А ты, как всегда, очаровательна.
Она поправила очки, добившись того, что они перекосились до невозможности.
– Думала, ты не выживешь.
– Рад тебя разочаровать.
– Не-а. – Она пожала плечами. – За тобой по-прежнему год службы. Мы связаны, хочешь ты того или нет.
Я вздохнул. Как же приятно снова оказаться в ее компании.
– Мне, наверно, надо поблагодарить тебя. – В памяти остались смутные обрывки: мой бред… Мэг тащит меня через лес… деревья как будто расступаются перед нами… – Как ты нашла выход?
На ее лице появилось настороженное выражение.
– Не знаю. Удача вывела. – Она ткнула пальцем в Уилла Соласа. – Судя по его рассказам, нам повезло, что выбрались до темноты.
– Почему?
Уилл хотел было что-то сказать, но передумал.
– Пусть лучше Хирон все объяснит. Идемте.
Я редко бывал в Лагере полукровок зимой. Последний раз три года назад, когда девушка по имени Талия Грейс при посадке бухнула мой автобус прямо в озеро.
Я думал, что увижу лагерь полупустым. Большинство полубогов приходят сюда только на лето, в школьное же время здесь остаются только те, для которых, по тем или иным причинам, это место – единственное безопасное, и только здесь они могут жить.
Меня, однако, поразило непривычное запустение. Судя по количеству спальных мест в Седьмом домике, каждый домик мог принять двадцать человек. Следовательно, максимальная вместимость лагеря – четыреста полубогов. Этого вполне хватило бы на несколько фаланг или на одну вечеринку на яхте.
Однако пока мы шли, я увидел не больше дюжины человек. В чахнущем свете заката лишь одна девушка взбиралась по стене со стекающей по обеим сторонам лавой. На берегу озера команда из трех человек проверяла оснастку триремы.
Кое-кто вышел на свежий воздух единственно чтобы поглазеть на меня. Сидевший у костра парень наблюдал за мной, глядя, как в зеркало, на щит, который он полировал. Другой, у дома Ареса, делал вид, что чинит ограду из колючей проволоки. Судя по неуклюжей походке, это и был Шерман Ян, получивший от Мэг между ног.
Две девицы у двери в дом Гермеса захихикали и принялись шептаться у меня за спиной. Обычно такого рода внимание нисколько меня не трогает. Понятно, что сопротивляться моему магнетизму невозможно. Но теперь у меня горело лицо. Я – мужской идеал романтики – превратился в застенчивого, неопытного мальчишку!
Я бы воззвал к небесам, протестуя против такой несправедливости, но это было бы уже слишком.
Мы прошли через земляничную поляну.
На Холме полукровок, на нижней ветке высокой сосны, висело, поблескивая, Золотое руно. Струйки пара поднимались от головы свернувшегося под деревом стража, дракона Пелея. Стоящая рядом с деревом Афина Парфенос казалась в лучах заката побагровевшей от гнева.
Или, может, она просто была не рада меня видеть. (Афина никак не могла забыть нашу маленькую размолвку во время Троянской войны.)
На середине склона я заметил Пещеру оракула, вход в которую закрывали плотные темно-красные занавеси. Незажженные факелы с обеих сторон от входа обычно указывали на то, что моей пророчицы, Рейчел Дэр, в пещере нет. Радоваться этому или печалиться, я еще не решил.
Рейчел – девушка умная, и это относится не только к тем моментам, когда она изрекает предсказания. Я рассчитывал проконсультироваться с ней насчет моих проблем. С другой стороны, поскольку ее пророческие способности, по-видимому, перестали работать (отчасти и по моей вине), возможно, Рейчел и не захотела бы меня видеть. Она ожидала бы ответов от своего Большого Босса, а их у меня, изобретателя менсплейнинга[5] и главного специалиста по его практическому применению, не было.
Сон с горящим автобусом по-прежнему не давал покоя: симпатичная женщина с короной на голове, требующая, чтобы я нашел ворота, безобразный мужчина в лиловом костюме, угрожающий сжечь Оракула.
Что ж, пещера – вот она. Я не вполне понимал, почему женщине с короной так нужно найти ее и почему тот урод в лиловом так хочет сжечь «ворота», которые, по сути, всего лишь пурпурные занавески.
Разве что сон имеет отношение не к Дельфийскому оракулу, а к чему-то другому…
Я потер виски, снова пытаясь погрузиться в мое огромное озеро знаний, сократившееся теперь до жалкой лужицы. А в лужице многого не выловишь.
На крыльце Большого дома нас поджидал темноволосый молодой человек в вытертых черных джинсах, футболке с изображением «Рамоунс»[6] (бонусный балл за музыкальный вкус) и черной кожаной куртке-бомбер. На боку у него висел железный стигийский меч.
– Я тебя помню. Николос, сын Аида?
– Нико ди Анджело. – Он изучающе оглядел меня пронзительными и бесцветными, как битое стекло, глазами. – Значит, это правда. Ты полностью смертный. И вокруг тебя аура смерти. Густая аура. Вероятность смерти очень
