43
Любимая глава
В ней лишь одна смерть
Хорошего парня
А потом она умерла.
Милый читатель, я буду с тобой честен. По большей части описывать эти события было тяжело, но эта строчка доставила мне огромное удовольствие. О, видели бы вы лицо Медеи!
Но я забегаю вперед.
Как же нам достался этот подарок судьбы?
Медея застыла. Глаза у нее округлились. Она рухнула на колени и, выронив кинжал, упала лицом вниз. А мы увидели, что за ней стоит Пайпер Маклин в кожаных доспехах поверх одежды. На губе у нее виднелся шов, синяки еще не сошли с лица, но во взгляде читалась решимость. Кончики волос у нее опалились, руки были перепачканы пеплом. Ее кинжал Катоптрис торчал у Медеи между лопаток.
Позади Пайпер стояли семь воительниц. Я решил было, что мне на помощь вновь пришли Охотницы Артемиды, но у этих воительниц были щиты и копья из медово-золотистого дерева.
Вентус за моей спиной разомкнул ветряные кольца, и Мэг с Гроувером грохнулись на пол. Раскаленные цепи упали с моих рук и ног и рассыпались золой. Я рухнул, но Герофила подхватила меня.
Руки Медеи задрожали. Она повернула лицо вбок, открыла рот, но оттуда не вылетело ни слова.
Пайпер встала рядом с ней на колени. Осторожно, почти с нежностью, она положила одну руку колдунье на плечо, а другой вытащила Катоптрис из спины Медеи.
– За один удар в спину платят другим, – Пайпер поцеловала Медею в щеку. – Я бы попросила тебя передать от меня привет Джейсону, да вот только он отправится в Элизиум. А ты… нет.
Глаза колдуньи закатились. Она перестала двигаться. Пайпер обернулась и посмотрела на своих союзниц с деревянным оружием:
– Давайте сбросим ее?
– ХОРОШО СКАЗАНО! – хором ответили воительницы.
Они подошли к телу Медеи, подняли его и без всяких церемоний сбросили в огненный ихор ее деда.
Пайпер вытерла окровавленный кинжал о джинсы. Она улыбнулась, но из-за швов и отеков улыбка вышла скорее жуткая, чем дружелюбная.
– Привет!
Я горько зарыдал – Пайпер наверняка не ждала такой реакции. Кое-как поднявшись на ноги, не обращая внимания на жгучую боль в лодыжках, я бросился – мимо нее – прямо к Кресту, который лежал, издавая едва слышные клокочущие звуки.
– О мой храбрый друг!
Слезы жгли глаза. Но мне не было дела ни до боли, терзающей мое тело, ни до того, как саднила кожа, стоило мне сделать хоть малейшее движение.
От шока лицо Креста было спокойным. На его снежно-белой шерсти алела кровь. Вместо живота было кровавое месиво. Он крепко сжимал укулеле, будто только оно связывало его с миром живых.
– Ты спас нас, – задыхаясь, проговорил я. – Ты… ты выиграл для нас время. Я найду способ тебя исцелить.
Он посмотрел мне в глаза и прохрипел:
– Бог. Музыки.
Я нервно засмеялся:
– Да, мой юный друг. Ты бог музыки! Я… я научу тебя всем аккордам. Мы позовем девять муз и устроим концерт. Когда… когда я вернусь на Олимп… – Мой голос сорвался.
Крест больше не слушал. Взгляд его остекленел. Мышцы расслабились. Тело начало рассыпаться в прах, утекая песком сквозь рану, пока наконец передо мной не предстала горстка пыли и лежащее на ней укулеле – маленький печальный памятник всем моим поражениям.
Не знаю, сколько еще я стоял на коленях, дрожа от пережитого потрясения. Плакать было больно. Но я все равно плакал.
Наконец рядом со мной присела Пайпер. Ее меняющие цвет глаза смотрели с сочувствием, но мне казалось, что про себя она думала: «Еще одна смерть на твоей совести, Лестер. Еще одного ты не смог спасти».
Но она этого не сказала. Вложив кинжал в ножны, она проговорила:
– Горевать будем потом. Сейчас нам еще многое предстоит сделать.
Нам предстоит сделать. Она пришла нам на помощь – несмотря на то что случилось, несмотря на то что произошло с Джейсоном… А значит, я не мог позволить себе расклеиться. По крайней мере, еще больше.
Я поднял укулеле и хотел было дать клятву над прахом Креста. Но потом вспомнил о цене моим обещаниям. Я поклялся, что научу юного пандоса играть на любом инструменте. А теперь он мертв. Несмотря на невыносимый жар, наполняющий комнату, я почувствовал на себе холодный взгляд Стикс.
Опершись на Пайпер, я вернулся на площадку к Мэг, Гроуверу и Герофиле.
Семь воительниц стояли неподалеку, ожидая приказа.
Как и щиты, их доспехи были сделаны из ловко подогнанных друг к другу дощечек из золотистого дерева. Выглядели они величаво: в них было футов по семь роста, лица их были такими же сияющими и точеными, как и латы. Волосы каждой переливались светлыми оттенками – белым, золотистым, светло-русым – и, заплетенные в косу «водопад», красивыми прядями спадали на спину. Глаза, как и вены на мускулистых руках и ногах, отливали зеленью хлорофилла.
Это были дриады, но таких дриад я прежде не встречал.
– Вы мелии, – догадался я.
Мне стало не по себе, когда воительницы взглянули на меня с таким неподдельным интересом, будто с одинаковой радостью сразились бы со мной, или потанцевали бы, или просто швырнули бы меня в пламя.
Та, что стояла с левого края, заговорила:
– Мы мелии. А ты Мэг?
Я заморгал. Похоже, они ждали утвердительного ответа, но, как бы ни был затуманен мой разум, я был абсолютно уверен, что я не Мэг.
– Послушайте, – вмешалась Пайпер, – вот Мэг Маккаффри, – она указала на нее.
Мелии, словно выполняя команду «бегом марш!», устремились к Мэг, поднимая колени куда выше, чем предполагал любой устав. Затем они сомкнули ряд, выстроившись полукругом перед Мэг словно оркестр марширующих музыкантов. Остановившись, они один раз ударили копьями по щитам и уважительно склонили головы.
– СЛАВА МЭГ! – прокричали они. – ДОЧЕРИ СОЗДАТЕЛЯ!
Гроувер и Герофила попытались спрятаться за унитазом Сивиллы.
Мэг внимательно посмотрела на дриад. Волосы моей юной госпожи растрепал вентус. Изолента с очков потерялась, и теперь казалось, что Мэг нацепила два украшенных стразами монокля. Ее одежда снова превратилась в обгоревшие лохмотья – в общем, как по мне, это была типичная Мэг.
И как всегда, она поразила нас красноречием:
– Привет.
Пайпер едва заметно улыбнулась.
– Я встретила их у входа в лабиринт. Они как раз прорвались внутрь и искали тебя. Сказали, что услышали твою песню.
– Мою песню? – переспросила Мэг.
– Музыка! – воскликнул Гроувер. – У нас получилось?
– Мы услышали зов природы! – объявила главная дриада.
Смертные иначе понимают это выражение, но я не стал на это указывать.
– Мы услышали свирель повелителя природы! – сказала другая дриада. – Наверное, это ты, сатир. Слава сатиру!
– СЛАВА САТИРУ! – подхватили остальные.
– Э-э… ага, – промямлил Гроувер. – И вам того же.
– Но главное, – сказала третья дриада, – что мы услышали зов Мэг, дочери создателя. Слава Мэг!
– СЛАВА! – подхватили остальные.
В общем, «славы» было в избытке.
Мэг прищурилась:
– Когда вы говорите о создателе, вы имеете в виду моего папу – ботаника – или мою маму Деметру?
Дриады
