– Но все и так знают, что ты богат.
– Можно подумать, что так оно и есть, однако существует одна важная персона, на какую все хотят произвести впечатление. Персона, которая редко судит о человеке по его истинным ценностям. Люди готовы на все, даже есть золото, лишь бы убедить эту персону в своей значимости.
– И кто же это?
– Мы сами, дорогуша.
Странная женщина.
Они похитили ее в отчаянной попытке изменить ситуацию. Но, похоже, это не сработало. И если в ближайшем будущем ничего не произойдет, все рухнет. Очень многое зависело от Меркатор, и ей казалось, будто она всех подводит.
Дела пойдут на лад. Я все исправлю. Это мой долг как матриарха Сикара. Мой долг перед дедом и его отцом.
Она сказала Сетон, что весна близко, но не смогла объяснить, о чем речь. Виллар возьмет верх, и все потому, что я… я…
Это бесполезно.
Меркатор глубоко вздохнула и попыталась успокоиться. Она испытывала слабость, даже легкое головокружение. Болел желудок. Мир посмотрела на дверь герцогини и нахмурилась. Похоже, пора поесть.
* * *Сначала Дженни считала, что скверное качество и очень маленькие порции еды являются инструментом, чтобы ослабить ее, сделать более сговорчивой и послушной. Впоследствии она отвергла это предложение. Они делают мне назло.
К ним в руки попала благородная герцогиня, и они развлекались, мучая ее. Унижали ее кашей. Таков был их план: сломить пленницу, заморить голодом, оскорбить и запугать. Когда она впадет в отчаяние, наверное, ей станут давать дохлых крыс и с хохотом принуждать есть их. Не исключено, что плохое обращение являлось частью хитроумного плана, однако Дженни пришла к выводу, что это всего лишь простое развлечение. Как здорово унижать ее, как они должны веселиться и хохотать. Как чудесно наконец-то заставить страдать одного из них.
Вот только я не одна из них. Нет. Дженни поморщилась при виде потертой деревянной миски и вспомнила похожую, из которой ела в детстве. Я ничья. Народ видит во мне аристократку, а аристократы – чернь.
Если бы похитили герцогиню Дедерию, супругу герцога Флорета, та не прожила бы и часа. Рухнула бы замертво, как только ей на голову надели бы тот зловонный мешок.
Повезло, что им попалась я. С одной стороны – повезло, с другой – не очень.
Дженни надоело примерное поведение. Скромностью ничего не заслужишь. Шепотом не добьешься успеха. Этот урок она усвоила быстро.
Дженни видела, что успешные люди были смелыми и действовали уверенно, даже когда сомневались. Они заявляли о своей правоте, настаивали на ней – и, о чудо, те, кому следовало быть проницательнее, верили им. Даже если в половине случаев они заблуждались, в другой половине они были правы. Вскоре ошибки забывались, но не победы, о них триумфаторы не позволяли забыть. Дженни наблюдала, училась и практиковалась в том, что называла искусством бахвальства. У нее всегда был крупный рот, в прямом и переносном смысле. И она была умнее, чем казалась, что поначалу представляло помеху, но потом стало оружием.
Дженни выглянула в одну из щелей в двери, желая убедиться, что у ее тирады будут слушатели. Меркатор у огня наливала себе обед. Такую же крошечную порцию каши в такую же деревянную миску. Ни кусочка фрукта, ни орехов, сиропа или ягод. Ни мяса, ни хлеба, ни сидра или пива. Дженни удивленно смотрела. Она была уверена, что ее тюремщики питаются иначе. Кто добровольно согласится есть такую гадость?
Меркатор вылила в миску последние капли каши, и Дженни поняла: порция Меркатор намного меньше ее порции. Она действительно этим питается? Меркатор села на пол, скрестив ноги, поднесла миску ко рту и выпила свои жалкие полпорции, словно суп. Даже в худшие времена семья Уинтер никогда не питалась так плохо.
Опустившись на колени, насколько позволяла цепь, Дженни смотрела в щель на свою тюремщицу. Меркатор представляла собой жалкое зрелище. Худая и оборванная, со смуглой кожей – красновато-коричневой, как желудь, разумеется, за исключением рук. Щуплая и грациозная, Меркатор напоминала оленя в конце зимы. Ноги-палочки, длинная стройная шея, высокие впалые скулы и печально известные вытянутые уши, выдававшие эльфийское происхождение. Меркатор была мир, а все мир были худыми. Неужели все они голодают?
Дженни уже осознала, что нужно наделить правами калианцев и гномов, но, похоже, кое-кого упустила. Мир. Они, как всегда, были невидимками. Прежде чем Дженни познакомилась с одной из них. Прежде чем была вынуждена наблюдать за попытками Меркатор выжить. Прежде чем увидела, как та довольствуется мышиной порцией каши. Прежде чем разглядела личность там, где ее не должно было быть.
Меркатор перестала есть. Склонив голову над остатками жалкой трапезы, подняв колени, она ритмично раскачивалась. Несмотря на все ее усилия вести себя тихо, Дженни услышала всхлипывания.
– Что случилось? – спросила она.
Ахнув и шмыгнув носом, мир подняла голову, откинула назад волосы и, к удивлению Дженни, ответила:
– Твой муж ничего не делает. Не пытается спасти тебя.
– Лео? Что ты имеешь в виду?
Меркатор тряхнула влажными волосами.
– Когда Виллар схватил тебя, он оставил наши требования в экипаже. Простые инструкции. Как только они будут выполнены, тебя отпустят. – Ее нижняя губа дрожала, уголки рта опустились в тщетной попытке сдержать эмоции. – Мы не просили о многом. Почти ничего не просили. Но вместо того чтобы согласиться или хотя бы выдвинуть встречное предложение, он отказался вести с нами переговоры.
– Требования? Вы просили денег? Выкуп? В этом все дело?
Меркатор возмущенно возразила:
– Мы не воры. Мы просто хотим… шанс на жизнь. – Она снова шмыгнула носом. – Все, чего мы просим, это равные возможности с другими. По неизвестной причине калианцам не разрешают открывать собственные магазины. Гномам запрещают заниматься торговлей, почему – никто не знает. А мои люди, мир, изгнаны отовсюду и с рождения носят клеймо изгоев. Наше преступление – в самом факте нашего существования.
– Ты преувеличиваешь. Ты ведь красишь и продаешь ткани.
– Незаконно. И если меня поймают или арестуют одного из тех, кто осмеливается иметь со мной дело, нас обоих ждет увечье либо смерть, в зависимости от прихоти городских стражников, которые раскроют преступление. Наказания непредсказуемы и субъективны. – Она покачала головой и потрясла пальцем. – Даже мой разговор с тобой противозаконен!
– Почему?
– Мир запрещено разговаривать с городскими гражданами. Это карается побоями. В техническом смысле я не имею права даже смотреть тебе в лицо. Это тоже запрещено, хотя и редко соблюдается. Мы не можем брать воду из колодцев или фонтанов, охотиться и ловить рыбу. Попрошайничать. Нам нельзя снимать жилье, спать на улицах и в переулках. Нам запрещено посещать бани и мыться в реке либо заливе. Мы не должны разводить костры, чтобы согреться, вынуждены говорить шепотом, чтобы не
