– Как же вы живете?
– В том-то и дело, что мы не должны жить.
– Что вы потребовали у моего мужа?
– Мы попросили права работать, покупать и продавать, брать в аренду землю, как и все прочие. Попросили сделать нас городскими гражданами и обеспечить привилегиями, возможностями и защитой, которые есть у других.
– И все?
– Да. Твой муж может решить проблемы одной подписью, но когда речь заходит о том, чтобы предоставить отбросам хотя бы подобие достоинства, он предпочтет пожертвовать жизнью новой супруги, чем поступить правильно.
– Я не могу в это поверить.
– Я тоже, но что поделаешь.
* * *Меркатор ненавидела плакать. От мысли, что герцогиня подсматривает, видит ее в момент слабости, становилось еще хуже. У Меркатор осталось только собственное достоинство, а герцогиня лишала ее даже этого.
– Ты понимаешь, что ведешь себя глупо, – заявила герцогиня. – Похитить меня – глупейший поступок.
– Называть меня глупой тоже, если ты хочешь продолжать питаться.
– Я пыталась помочь тебе.
– Называя меня глупой?
– Не дури.
– Глупая и дурная. Надо полагать, тебе действительно не нравится еда. – Меркатор вытерла лицо тряпкой.
– Позволь мне объяснить. Тебе известно, чем я занималась в ту ночь, когда вы меня похитили? Знаешь, откуда я ехала?
– Из магазинов, насколько я слышала. Выбирала синий жилет для мужа.
– Я лишь на секунду задержалась для этого по пути с собрания купеческой гильдии.
– Купеческой гильдии? – Меркатор уставилась на закрытую дверь. Она не видела герцогиню, но полагала, что та следит за ней сквозь щели. Меркатор сама часто так делала, чтобы проверить, спит ли пленница. – Какое дело герцогине до гильдии? Они ввозят не те фасоны одежды?
– Я пыталась убедить их принять калианцев.
Меркатор недоверчиво усмехнулась:
– Зачем тебе это? Ты ожидала, что тебя похитят, и думала, что это хороший способ…
– Затем, что в этом городе царит финансовый хаос! – выкрикнула герцогиня с возмущением, способным заглушить колокола Гром-галимуса.
Ее голос звучал так искренне, что Меркатор забыла о сарказме, о равнодушии, своем щите против сочувствия. И принялась слушать.
– Это полная катастрофа, и я – та женщина, которая может все исправить. Пойми, я не всегда была герцогиней. Прежде чем приехать сюда, я была торговцем. Помогала управлять одним из самых прибыльных предприятий в самом успешном торговом городе мира. Может, я и не знаю, почему солнце вращается вокруг Элана, зато умею делать деньги. При моей внешности это обязательно. Поверь, я не лгу, когда говорю, что люблю Лео, но он ничего не понимает в финансах. Я попросила показать мне его книги, а он продемонстрировал мне свое собрание поэзии! Ха! Представляешь? У этого города колоссальный нетронутый потенциал. Большинство людей не видят в притесняемых ничего хорошего, но они и обо мне невысокого мнения, а я помогла превратить незаконное производство спиртных напитков в респектабельный завод. На людском невежестве всегда можно заработать, запомни это.
Меркатор не была уверена, что сумеет точно запомнить болтовню герцогини, но не сомневалась в правдивости ее слов.
– Мы – портовый город с уникальным доступом к экзотическим восточным торговым путям, но не хотим использовать наши лучшие ресурсы. Нет, мы вынуждаем их нарушать закон, что не только лишает герцогство налогов на доходы, но и снижает прибыль законных предприятий, тем самым еще сильнее подрывая наш заработок.
Дженни явно распалилась; Меркатор слышала, как она расхаживает по своей клетушке.
– Еще хуже ситуация обстоит с гномами. Их Литтлтон должен быть золотой жилой этого города. Сырье, поставляемое из Калиса и Галеаннона, в их руках должно превращаться в произведения искусства, экспорт которых, в свою очередь, утроит доход. Со своими природными талантами и географическим положением Рошель должна являться жемчужиной востока, главным производителем Альбурна. Вместо этого мы погрязли в долгах.
Герцогиня замолчала, вероятно, чтобы перевести дыхание, а потом продолжила:
– Вот почему я наорала на всех этих бледнолицых торговцев, которые цепляются за свои традиции, ослеплены нетерпимостью и невежеством и не осознают, что их доход также удвоится. Прилив поднимает лодки. Я потребовала, чтобы они приняли в гильдию всех калианцев, желающих вести дела в нашем городе, или я утрою их налоги – ради всеобщего блага, сама понимаешь.
– И потому с тобой был де Луда.
– Да. Хотя он не согласился с моими идеями, ему пришлось меня представить гильдии. По иронии судьбы его убили те самые люди, которым он мог помочь.
Глава десятая
Венлин стоит
Епископ Медфордский Морис Сальдур благоговейно смотрел на потолок главной капеллы в Гром-галимусе. Фреску создал знаменитый имперский художник Элайя Гендель. Красота, глубина, яркость красок, какими играло изображение Новрона, получающего из рук Марибора Релакан, олицетворяли собой мастерство. Несколько картин на стенах собора также были созданы Генделем, которого нанял епископ Венлин сразу после падения Персепликвиса. Венлину принадлежало знаменитое высказывание: «Новрон позволил тебе пережить гибель столицы, Элайя, чтобы ты мог украсить новую». То, что не было расписано, было высечено из мрамора. Три величайших скульптора трудились над собором: Бэрк Татчер, в молодости учившийся в Академии искусств Персепликвиса; его сын Элрик Татчер, который превзошел своего отца; и лучший из всех, Марли Лэйтон, который прославился огромной статуей Новрона, стоявшей на площади.
– Потрясающе, не правда ли? – сказал Тайнуэлл. Епископ тоже смотрел вверх. – Это самое близкое к Империи Новрона, что у нас есть.
– Великолепно, – согласился Сальдур.
– И это мой дом, – самодовольно улыбнулся Тайнуэлл, будто обожравшийся гость на пиру.
Это раздражало Сальдура. Он понимал, что причина исключительно в зависти, но ничего не мог с собой поделать. А кто бы смог? Вполне вероятно, Гром-галимус был самым священным местом во всем Элане. Почему патриарх и архиепископ предпочитали ютиться в руинах замка, построенного нечестивым варваром Гленморганом, который в буквальном смысле уничтожил последние следы империи, было выше понимания Сальдура. Даже Коронная башня была святым реликтом по сравнению с Маресским собором. Сальдура сослали в дешевое подобие Гром-галимуса, возведенное бандитами-неучами в культурной пустыне, также известной как Меленгар. Его церковь воздвигли наспех, с искусностью слепой коровы, у которой хвост измазан краской, и по святости она могла соперничать с беленым борделем. «Вот в чем суть религии», – со вздохом подумал Сальдур, глядя на мрамор и золото. Заметив ухмылку Тайнуэлла, он нахмурился и сказал:
– Пообедаем здесь или пойдем наружу?
– Рошель действительно может похвастаться многочисленными приятными кафе и трактирами. – Тайнуэлл сыпал соль на рану Сальдура, поворачивал в ней кинжал, наслаждался его завистью. – Но я взял на себя смелость приказать подать мясо и хлеб в мой кабинет. Решил, что уединение располагает к более откровенной беседе.
Морис Сальдур надеялся пообедать в симпатичной кофейне на противоположной стороне площади, через которую шел по пути сюда. В Медфорде и даже в Колноре таких заведений не наблюдалось, однако в Рошели они были повсюду.
