– Я сказал еще вчера вечером, что не собираюсь этого делать, – сказал Зак, придавая своему голосу столько уверенности, сколько мог найти в себе.
– Я уже сейчас вижу признаки наступающего у тебя патологического состояния, – заявил Митчем, и его черные глаза сузились от чего-то похожего на беспокойство.
– У меня нет никакого «состояния», – возразил племянник, но голос его прозвучал неубедительно.
Он чувствовал тошноту, а живот казался будто наполненным сырым тестом.
Зак с трудом сглотнул, борясь с неутолимой сухостью в горле. Затем глубоко вздохнул.
– Я не хочу! – прорычал он. – Мне все равно, что ты со мной сделаешь. Я уже ничего не боюсь.
В облике наблюдавшего за племянником Митчема проглядывало коварство: этот человек был лисом, а Зак – фазаном.
– Мой мальчик, зачем бы я стал угрожать твоей жизни, если я пытаюсь спасти ее?
Зак на это презрительно фыркнул.
– Жизнь Ники, с другой стороны, – рассуждал вслух Митчем, – для меня немного значит.
Из последних сил Зак ударил кулаками по столу.
– Нет! Умоляю… – прохрипел он, проклиная себя за эту слабость: мольбы и просьбы на таких людей, как Митчем, никогда не действуют.
– Ты даешь согласие на пересадку, или Вероника умирает. Таково условие. Я прекращаю играть в игры. Я всегда учил тебя этому: ни одна сделка не идеальна; условия соглашения тебе разъяснены, теперь ты должен принять обоснованное решение.
– Представь мне доказательства, что Ника все еще жива, – в отчаянии потребовал Зак.
– Тебе придется поверить мне на слово. – Митчем мило улыбнулся, вытер рот накрахмаленной салфеткой, сложил газету и, сунув ее себе под мышку, вышел из столовой, оставив в одиночестве безмолвного и сломленного Зака.
* * *Вернувшись в свою комнату, Зак с удивлением обнаружил там сидящую на кровати Вайолет.
– Что ты здесь делаешь? – ошеломленно спросил он, пытаясь отдышаться после ходьбы.
Он попытался сесть на кровать, но споткнулся.
– С тобой все в порядке?
Вайолет встала навстречу ему. Но вплотную не подошла.
– Со мной все будет хорошо.
Зак увидел свое отражение в зеркале в полный рост и понял, что его ложь бесполезна. Он ссутулился, под глазами темные круги. Его кожа была болезненно бледной, челюсти и скулы выделялись на лице неровными острыми краями, как у скелета. Он выглядел плохо как никогда.
Зак убедил себя, что это сказывается недостаток сна, стресс во время побега и действие седативного препарата. Это наиболее простое объяснение ему легче было переварить. Оно более приемлемо, чем мысль о том, что дядя всетаки скармливает ему какие-то препараты или что он действительно… болен.
Вайолет обняла его и подвела к кровати. Зак был благодарен ей за помощь. Он улегся поверх одеяла и положил голову на подушку.
Вайолет свернулась рядом с ним калачиком, как кошка. Ее взгляд тоже походил на кошачий. И линия ее талии была кошачьей, а длинные заостренные ногти блестели золотистым лаком.
Зак смотрел на нее из-под полуопущенных век. Вайолет была ему так знакома, но в то же время казалась чужой. Похожее ощущение люди испытывают, проезжая мимо дома, в котором раньше жили, – он больше не их, но никогда не будет и по-настоящему чужим. Возможно, до некоторой степени Вайолет всегда будет как такой дом.
– Ви, зачем ты снова сюда пришла? – повторил он вопрос, обращаясь к ней по детскому прозвищу и заметно смягчая тон.
Он посмотрел в ее голубые глаза, напоминавшие осколки синего стекла, отполированные морем.
– Я дома на «длинные выходные»; вот заехала к тебе, прежде чем возвращаться в Академию, – сказала она осторожно, как будто догадываясь, что Зак потерял счет времени.
Ему казалось странным, что Вилдвуд все еще существует, что Вайолет все еще ходит туда. Занятия продолжались, дни сменялись днями, и он почти завидовал тому, что они там продолжают заниматься, как будто ничего не произошло.
– Что они вам рассказали, в Академии? О том, куда мы подевались? – сквозь полудрему спросил он.
Что-то омрачило лицо Вайолет.
– Ну, они рассказали нам обычную историю: немедленное отчисление за употребление запрещенных веществ, – ответила она.
Вилдвуд полон лжи. Что будет, если он скажет ей правду? Уйдет она из Академии, чтобы оказаться в опасности? Или останется, несмотря на знание о том, что они сделали? Он не был уверен, что хуже. Правда лишь подвергнет ее большей опасности, решил наконец Зак.
– Митчем сказал мне, что ты неважно себя чувствуешь и не вернешься в Вилдвуд, – сказала Вайолет.
Зак проигнорировал ее слова. Конечно, Митчем охотно вовлек бы и Вайолет. Он был не из тех, кто оставит какое-либо средство без внимания. Если бы он думал, что Вайолет можно эффективно использовать, чтобы повлиять на него, то без колебаний сделал бы это. Или он уже это сделал?..
– Он сказал, тебе нужна какая-то процедура… операция… а ты отказываешься ее делать?
– Со мной все будет хорошо, – заверил он ее. – Тебе не нужно беспокоиться ни о чем таком.
В качестве демонстрации он приподнялся на локтях. Движение вызвало вращение комнаты. Он хмыкнул и коснулся лба. Липкий холодный пот.
– Я не знаю, что со мной происходит. Но точно что-то не то… – признался Зак.
Он никогда не ощущал такого недомогания после применения седативного препарата. Возможно, это само поместье так на него действует? Побочные эффекты пребывания в Уэйкфилде включают головную боль, тошноту и полную потерю воли к жизни.
Встревоженная Вайолет исчезла в ванной и тут же появилась с холодным полотенцем. Зак не сопротивлялся, когда она обернула полотенце вокруг его головы.
Прохлада и впрямь принесла некоторое облегчение. Вайолет осторожно поместила его голову себе на колени и начала поглаживать его волосы. Она уже делала так однажды, когда скончалась Мюриэль.
Митчем позволил ей навестить его; его крошечной подружке из соседнего особняка. Тогда ей было всего семь лет, но она достаточно разбиралась в жизни, чтобы позволить маленькому Заку плакать, уткнувшись лицом в ее юбку, и гладить при этом его волосы.
Зак отдался ритму этого поглаживания, его утешающей предсказуемости. Прикосновение Вайолет было знакомой колыбельной, как повторяющийся сон, желанный уже потому, что он означал отсутствие кошмаров.
Зак вздохнул. Он почувствовал, как боль ушла из него, словно выдох. Он закрыл глаза.
– Вайолет, если бы тебе пришлось кому-то причинить зло, что-то жестокое, ради себя или спасения того, кого любишь. Ты бы это сделала?
– Да, – мгновенно ответила Вайолет.
Он всегда ценил то, насколько она честна относительно своей несовершенной сущности.
– А как насчет человека или людей, которые пострадают при этом? – сонно спросил Зак.
Кэтрин потеряет свою фотографическую память при пересадке. Неважно, сколько Митчем ей заплатит. Последствия для ее здоровья могут оказаться очень серьезными.
Вайолет задумалась надолго. Наконец она заговорила.
– Когда я была маленькой, мама взяла меня на свою косметическую фабрику. Там была комната, которую она не хотела мне показывать, но я настояла и увидела клетки, полные кроликов,
