– Где моя мама? – прорычал он.
Митчем застонал, и Зак снова ударил его.
– Где она?
– Это сложно, – выдавил Митчем.
Зак сдавил ему горло и снова ударил о стену. Бух! Голова Митчема беспомощно дернулась.
– Попробуй сосредоточиться, – велел Зак.
– Если ты прекратишь, я…
Бух! Бух! Бух! Зак был беспощаден.
– Мертва! Твоя мать мертва, – прохрипел Митчем.
Зак отпустил его. Митчем, спотыкаясь, попятился от него, держась руками за горло.
– Я пытался спасти ее. Я почти преуспел. Пересадка должна была сработать на ней! Но было слишком поздно.
– Пересадка? – недоверчиво повторил Зак. – Какая пересадка?
Митчем шумно вдохнул.
– Первая операция по трансплантации таланта была проведена с целью спасти твою мать. Я платил за исследования. Я все сделал. Все наши результаты показали, что люди с фотографической памятью наименее подвержены раннему началу болезни Альцгеймера. Я пытался получить это средство для нее.
Зак восстановил самообладание; голос его прозвучал сдавленно:
– Вы экспериментировали на ней?
– Я сделал все, чтобы спасти ее от ее же генов. Чтобы спасти ее от симптомов, прежде чем они развились.
У Зака внутри словно что-то сдвинулось; тошнота подступила к горлу.
– Ты сделал это до того, как у нее появились симптомы?!
Митчем, кажется, пожалел о том, что проговорился.
– Я… – Он запнулся. – Я хотел убедиться, что мы сможем остановить болезнь до того, как она разовьется.
– Это бред какой-то! – В отчаянии Зак схватился за голову. – Видео! Я же видел ее на том видео! Ты врешь!
– То было старое видео – с тех времен, когда мы проводили исследование. Моя команда, которая разрабатывает имитационные моделирования для пациентов с деменцией, обработала запись и изменила дату.
Заку следовало догадаться. На видео его мать почти не отличалась от того, какой он ее запомнил.
Он непроизвольно всхлипнул – резко и гортанно.
– Я подумал, если ты поверишь, что она жива, то с большей готовностью пойдешь на пересадку в обмен на встречу с ней. Было бы легче, если бы ты этого желал. В этом случае гораздо меньше риск отторжения. Как ты не видишь! Я делал все это для тебя. Я должен был обеспечить твою готовность, сделать тебя податливым. Я сделал то, что было необходимо сделать.
Заку вспомнился не так давно подслушанный разговор. Подслушанный в том самом помещении, где они сейчас стояли, в ночь корпоративной вечеринки Митчема.
– У меня время на исходе, – говорил Митчем. – Я не для того годами вкладывал деньги в твое предприятие, чтобы ты подвел меня в самый решающий момент.
В голосе его звучала угроза – Зак способен был ее расслышать, как никто другой.
– Эти вещи нельзя торопить; наука – вещь хрупкая. Объект должен подходить идеально, – холодно отвечал ему собеседник; Зак узнал голос директора. – Мальчик нестабилен, Митчем, – продолжал тот. – Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты надавил?
– Еще бы я не помнил, – отозвался Митчем рычанием.
– Даже если ты нашел идеального донора для мальчика (хотя на самом деле и не нашел), тебе все равно придется найти другого для себя. Фотографическая память – это не то, что людям записывают в их медицинские карты.
– Я работаю над его стабилизацией, – настаивал Митчем.
– Его тело должно быть готово к процедуре.
– Он будет сам просить о ней, когда я закончу.
– Хорошо, – согласился директор. – Только не позволяй, чтоб история повторилась. Я не уверен, что даже ты сумеешь скрыть такой кавардак во второй раз.
Митчем с директором экспериментировали на Мюриэль. Вот почему дядя был партнером Вилдвудского предприятия. Вот почему он был им задолго до того, как Зак поступил в Академию.
«Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты надавил?»
Его дядя настаивал на пересадке Мюриэль. Он хотел пройти через это до того, как у нее появятся симптомы, потому что он очень хотел найти решение. Для себя.
Каждое следующее открытие, каждое новое осознание было страшнее предыдущего.
«У меня время на исходе».
– Ты… – прищурился Зак. – Ты все время думал, как спасти себя. У тебя есть этот ген, так же как и у нас. Ты был готов поэкспериментировать на моей маме и мне, чтобы найти упреждающее средство для себя. Потому что ты боишься!
– Мой мальчик. – Уверенность Митчема заметно ослабла. – Поскольку ты не понимаешь смысл жертвы… ты не способен понять смысл сопутствующего ущерба. Ты никогда не понимал. Я сделал то, что вынужден был сделать для нас обоих. Я думал, лекарство ускорит твои симптомы и заставит тебя яснее увидеть, насколько тебе необходима процедура…
«Я думал, лекарство ускорит твои симптомы».
Но ведь Зак не принимал никаких лекарств. Он прятал все таблетки, которые дядя пытался ему навязать. Однако… Однако он потерял сознание во время побега. У него были галлюцинации.
«Я работаю над его стабилизацией».
«Его тело должно быть готово к процедуре».
«Он будет сам просить о ней, когда я закончу».
У Зака перехватило дыхание. Он напрасно пытался втянуть воздух в легкие, когда на него сошло окончательное осознание. Его словно сотрясло ударной волной.
Кофе. Еда. У всего было послевкусие.
– Ты накачал меня препаратами, – гневно произнес он.
Митчем потирал шею и наблюдал за ним.
– Ты в конце концов сам придешь, чтобы просить меня. Особенно после того, как увидишь преимущества процедуры.
Зак посмотрел на дядю. В нем снова проснулась ярость. Настолько пламенная, что сжигала его тоску. Он позволил себе пылать.
Он подал Нику на серебряном блюде этому монстру. Тому самому монстру, который убил его мать.
Митчем выпрямился, вздохнул и повернулся, чтобы уйти, считая, по-видимому, разговор законченным. Как будто они могли просто жить дальше.
Зак потянулся к массивному серебряному подсвечнику на комоде в коридоре. Изо всех сил, которые у него еще оставались, он ударил дядю по затылку. Глухо охнув, Митчем рухнул на пол. Зак посмотрел на него и добавил еще удар.
Кровь растеклась лужицей вокруг головы Митчема красным ореолом. Зак не задавался вопросом, мертв дядя или нет. Потому что ему было все равно. Он перешагнул через тело.
Зак подумал, что вряд ли когда-нибудь снова почувствует что бы то ни было после этой ярости.
Не спеша, он направился в их пятидверный гараж.
Зак бросил окровавленный подсвечник и взял канистру с бензином. Затем прошелся по дому. Он обрызгал резко пахнущей жидкостью гостиную; любимую комнату Митчема. Обрызгал обеденный стол. Вытряхнул остатки на тонкие занавески, обои, подушки и ворсистые персидские ковры. Блестящий маслянистый след тянулся за ним, как след адского слизняка.
Когда в канистре не осталось ни капли, Зак оглянулся на свою работу.
Ему вспомнилась детская считалочка, которую мать напевала ему в детстве:
Божья коровка, полети на небо,Там пожар – твой дом горит;Там твои детки – не неси им хлеба:Мертвым сном там все уж спит…Глава 33
Ника
Охранники удерживали Нику, не позволяя ей подняться. Она кричала и слышала, как кричат Квинн и Интеграл.
